– Доверия? – переспросил Никита и отшагнул назад. – С нашей стороны ни разу не проявлялось неуважения. Все условия выполнены! Так чем же мы не заслужили доверия?
– Я всего лишь посыльный. – Мужчина растянул губы в улыбке и выжидающе смотрел на Князя.
Я видела лишь затылок Даниила, но чувствовала, как через его спину сочилась ярость. Я думала, что же кроется за такими, безобидными на первый взгляд, переговорами.
Всё, что я знала о бизнесе с китайцами – они только недавно начали сотрудничество с Князем и были золотой рыбкой. Чтобы прийти к соглашению, Даня много раз шёл на уступки, не считая это слабиной, но теперь, когда азиаты обесценили его добросердечность, я могла только представить, как пострадала его гордость.
Князь, сцепив в замок руки за спиной, заговорил:
– Ты дословно передал информацию? Твой босс сказал именно так? Он не доверяет мне?
– Именно так, слово в слово. – В подтверждение своих слов мужчина утвердительно кивнул головой.
– Ты родственник? – поинтересовался Даня.
– Боссу? – удивлённо вскинул бровями посыльный. – Нет.
– Сколько лет ты ему служишь?
– Я работаю, – позволил себе исправить мужчина, – на его семью больше пяти лет.
Княшич медленно расцепил руки и спрятал их от меня перед собой. Стараясь не подавать виду, я нервно сглотнула, ведь уже тогда поняла, что будет дальше.
– Он ждёт тебя сейчас, верно? – скорее заключил, чем поинтересовался Князь. – Ждёт, как своего доверенного гонца, чтобы ты в подробностях рассказал ему об эмоциях на моём лице.
Улыбка сползла с лица мужчины. Его взгляд опустился ниже и сделался испуганным. Спустя секунду прогремел одинокий выстрел. Послышался шум с улицы, но его тут же пресекли ещё два хлопка.
Единственная мысль, которая поселилась в моей голове в то мгновение: пистолет стреляет громко даже с глушителем. Да, ощущения, что через барабанные перепонки вытекает кровь, как при обычном выстреле поблизости вы не почувствуете, но лёгкий шорох, который издает заглушенное оружие в кино – миф.
Какими бы ни были тяготы моей прошлой жизни, но прежде на моих глазах никто не умирал насильственной смертью. Моя мама долго уходила, я была с ней от начала болезни и до последнего хриплого стона предсмертной агонии. Это было страшно, тяжело, но это было другое. К смерти нельзя подготовиться, даже если этому предшествует болезнь, но это будто бы правильный порядок вещей. А как смириться со смертью, которая настигла человека внезапно?
Никита Валерьевич дёрнул головой, глянул на Князя удивлённо, но не посмел издать ни звука. Затем его взгляд переместился чуть правее, на меня, стоящую за спиной Даниила.
Следом и сам Князь повернулся ко мне и сверкнул веками. От его раскалённого взгляда из меня испарился шок, Даня будто вытянул из меня ступор. Уже потом, спустя время я поняла, что всего лишь увидела в этом взгляде человека, которого любила, а потому и забыла о его жестокости.
Всё же мне захотелось кинуться к машине и спрятаться, оказаться как можно дальше от этого места, от холодеющего тела на ледяной земле. Но обведя взглядом всех присутствующих, я поняла, что сбежать – значит сознаться в слабости. Причём, не только в своей, а ещё и в слабости Князя, подпустившего к себе слабую женщину.
– Парни, – раздался мой спокойный, гладкий голос, неожиданно для меня самой. – Так и будете стоять? – Я посмотрела на «ножей», окруживших мёртвого человека. Они уже давно занялись бы делом, если бы не наблюдали за моей реакцией. – Позаботьтесь о теле и о том, чтобы послание дошло до адресата.
Я гордилась собой, своим ровным и непринужденным голосом, отрешенным видом. Моё самомнение взлетело до крыши ангара, когда мужчины, не сказав ни слова, бросились выполнять приказ.
Казалось, я забыла не только о морали, но и о своих чувствах. Так я думала очень длительное время. Но в мои мысли, наконец, прокралась действительность. Я закрывала глаза на все ужасы, ещё и потому, что думала о себе. Именно страх потерять Даню управлял мной, заставлял жить по законам его жизни, лишь бы не лишиться возможности иметь этого мужчину в жизни своей.
Люди, которых сегодня убил Князь и его сопровождающие, могли прожить ещё и двадцать, и тридцать, и сорок лет до глубокой старости, а может, умерли бы завтра, перейдя путь кому-то другому. Они погибли от рук мужчины, которого я любила. Сочувствовала ли я, сожалела?
Я старалась убедить себя, заверить, что мне плевать на безымянных персонажей в этой истории и на скорбящих по ним родным людям. На самом же деле горечь сидела во мне. Глубоко, в ядовитой темноте. Сжавшись в сушёную фасолину, бренчала внутри меня при ходьбе, словно я оказалась железной и бесчувственной. Эта фасолина вот-вот пустила бы росток, добавь я немного воды в виде слёз, но этого не случилось. Мои глаза оставались сухими, пока из-за вселенской несправедливости не ушли бы люди с нашей стороны.