– Товарищи директора, вы в зал хоть иногда спускаетесь? – между делом спрашивает Даня.
– Был там сегодня дважды. – Гордо отвечает Павел.
– Когда уходил со смены и когда возвращался? – поддевает его Никита с озорной улыбкой.
– Тогда четыре. – Исправляется первый. – И то впустую. Маргарита Викторовна всю работу делает.
– На кой чёрт вам вообще эти должности? – возмущаюсь я. – Числились бы, занимались бутылками, а вместо себя взяли бы хороших специалистов.
– Так вот она ты, – Паша зевает и от того говорит невнятно, – числишься администратором, а пашешь за меня и за этого господина.
– Паша, – Княшич одной лишь интонацией затыкает заместителя, но для пущего эффекта бросает на него испепеляющий взгляд.
Я же стараюсь на Пашу не смотреть и не показывать как довольна защитой своего мужа, чтобы не вызывать в заместителе ненависти.
– Так, – Даня усаживается на край стола и складывает на груди руки. Взгляд его остаётся на полу, возле ног директоров и своих собственных. Я тут же краснею, понимая, что он думает о том, что произошло пару часов назад на этом клочке кабинета. – Всё, что касается клуба, должно быть белоснежным.
Мы все напряженно переглядываемся и снова таращимся на босса в ожидании разъяснений. Никита начинает беззвучно постукивать пальцами по брюкам.
– Два дня назад наш старый знакомый Шахов вступил в новую должность. Так сложилось, что теперь у меня нет ни одного вышестоящего над ним друга.
– Да не может быть, – отмахивается Павел и самоуверенно хмыкает.
Никита горбит спину, облокотившись на колени, и размышляет вслух:
– Нужно говорить с персоналом. Паш, разберись.
– Нет уж, лучше я. – Вырывается у меня. – Он не умеет говорить с людьми. – Когда Никита поднимает на меня недовольный взгляд, я обдумываю свои слова и поворачиваюсь на Пашу: – Извини, но ты не лучший заговорщик, когда нужно говорить мягко, а не угрожать.
– А ты можешь и вовсе не донести смысла из-за чрезмерной мягкости. – Возражает мне Паша. Мы оба знаем, что это не правда, но мужчина не может промолчать после моих оскорблений, даже несмотря на последующие извинения.
– Никита, персоналом займись сам. – Велит Князь. – Давить ни на кого не нужно, донести информацию и только. Тем, кто работает меньше года, напомнить про условия в договоре.
– И не забудь напомнить о законах. – Павел поднимается на ноги и начинает расхаживать по кабинету. – Нет пункта, который заставляет отвечать на вопросы сотрудников полиции или тащиться без именной бумаги в оперативный отдел.
Я согласно киваю, задумываюсь о законе и очень скоро задаюсь вопросом:
– Дела ведь нет? Соответственно и расследования. Как Шахов может на нас насесть?
Паша отвечает сразу же, усаживаясь на диванчик возле меня:
– Он вправе вести расследование, если ему удастся приплести Опиум к другим делам. Например, если где-то хоть косвенно всплывёт одно упоминание о клубе, то Шахов уже вправе соваться к нам с вопросами и подозрениями.
– И где может всплыть что-то такое? Я не понимаю.
– Можно притянуть за уши дела, у которых на исходе срок давности. – Поясняет мне Даня. По хмурому взгляду Никиты я догадываюсь, что он тоже нуждается в пояснениях. – К примеру, стоит найти в деле человека, который обвиняется в намеренном поджоге, упоминание о месте работы в Опиуме, и нас уже можно начать шерстить в связи с огненными делами.
– Это бред. – Рассуждает Никита. – Наши адвокаты пресекут любые обвинения, так ещё и подадут иск за моральный ущерб или на что там обычно обижаются?
Паша беззвучно смеётся над его словами и уже со всей серьезностью говорит:
– Это так. Только вот, от зацепки до разрешения на обыск, может пройти слишком мало времени. Настолько мало, что мы даже не узнаем, пока к нам не явится сначала ОБЭП, затем Госнарко, и наконец, лично Шахов.
– Если у нас нет людей, которые пресекут придирки к Опиуму, – тихо, будто сам с собой, размышляет Волохов, – нужно найти хотя бы тех, кто предупредит о ходе событий.
– Такие есть. – Кивает Княшич. – Но их риски работают не на нас.
Все вчетвером мы долго думаем, но уже не обсуждаем. Прежде чем отпустить нас, Даня обращается ко мне:
– Рита, Опиум на тебе.
Я киваю, и он кивает в ответ. Эти кивки, наверное, подразумевают, что мы договорились о чём-то конкретном, хотя я не понимаю, о чём именно.
Возвращаясь в свой кабинет, я всё ещё пытаюсь отыскать смысл в его словах, но прихожу к выводу, что нужно спросить об этом дома. Иначе, меня просто оскорбляют его слова.