========== … ==========
Скука.
Непроглядная, непреодолимая, невозможная скука.
Очередной день не несёт за собой никаких дел, открытий, новых загадок, зацепок, тайн, головоломок. Только лишь безделье. Тупое, одуряющее, до смерти надоедливое безделье.
Какая польза от острого ума без возможности нагружать его ежедневно? Может ли праздность быть преступлением против человеческой природы?
Вот уже несколько месяцев я задыхаюсь без напряжённого мыслительного процесса. Втягиваю расплавленный свинец лондонского смога, захлёбываюсь им, ощущая, как горят лёгкие. А новой цели всё нет.
Взгляд ловит отражение в замызганной витрине очередной обанкротившейся лавчонки. Жалкое зрелище. Большая часть лица скрыта под маской, но даже сквозь неё вижу собственную кривую усмешку. Бледная кожа и тусклые, безжизненные глаза. До чего я довёл себя губительным бездействием?
Двигаюсь дальше по улице, пока жёлтый туман, клубясь и обволакивая закопчёные стены домов, скрывает мой силуэт от лишних глаз. Прогулка по ночному городу снова оказалась бесполезной тратой времени, и всё мое естество стремится как можно скорее вернуться на Бейкер-стрит.
Лестничный пролёт преодолеваю словно на крыльях. Кажется, со стороны я вполне могу сойти за мальчишку, которому мать обещала кусок яблочного пирога после ужина. Чувствую, как по позвоночнику проскальзывает возбуждённая дрожь, но тут же одёргиваю себя. Бесшумный поворот ключа — миссис Хадсон вовсе не обязательно знать, что я уже дома.
Комната всё в том же беспорядке, пусть эта женщина и уверяет, что проводит ежедневную уборку, но так даже лучше. Порой её природная лень играет на руку, хоть я и не понимаю, как это возможно. Безделье убивает во мне всё желание жить. Краски тускнеют, лица окружающих, и без того отвратительные, становятся масками, из бездонных глазниц которых таращится тупая пустота.
Снимаю пальто, небрежно откидывая его на диван. Неожиданный тремор охватывает кисти, заставляя сжать кулаки. Медленно выдыхаю, мысленно отсчитывая тревожное трепыхание в грудной клетке. Это просто смешно, я контролирую собственный организм, привыкания быть не должно. Ноги сами ведут к пузатому секретеру. Скрип маленькой дверцы неприятно царапает слух, а пальцы неловко цепляются за небольшой несессер, обитый бархатом, осторожно вытягивая его из-за стопки книг.
Невольно закусываю губу в предвкушении.
Стекло шприца холодит ладонь, жгут до боли перетягивает бицепс, но стоит только надавить на поршень — всё тут же уходит на дальний план.
Блаженная нега расползается по венам вместе с трёхпроцентной кристальной чистотой, и я чувствую, как тяжелеют веки от приятной сонливости. В комнате становится теплее, но какова была последовательность действий? Что я сделал в первую очередь? Когда разжёг камин?
Терпкое онемение растекается по языку, и, сглотнув вязкую слюну, откидываю голову на спинку кресла. Мысли лениво перетекают по расслабленным извилинам. Больше нет нужды грызть себя за отсутствие работы. Скука эфемерна. Её не существует.
Комнату наполняет сизый дым, напоминая о китайских салонах, где на грязных циновках одинаково уходят в нирвану опиумного спокойствия бедняки и аристократы. То тут, то там мелькают блёклые огоньки, скрытые мутноватым стеклом, расплавляя чанду в разнообразии курильных трубок. Гомон праздных разговоров превращается в ненавязчивый гул, звенящий на отголосках опьянённого сознания.
Улавливаю сладость болгарской розы, а перед глазами клубится жёлтый туман с улиц, проскальзывая даже через плотно закрытые окна. Сквозь пелену смога различаю тёмный силуэт и безрадостно усмехаюсь. Она снова здесь.
Ирэн.
Бесплотный образ навязчивых мыслей. Кажется, подобное романтичные барышни называют фантазиями, однако я не склонен предаваться такого рода занятиям. И всё же она преследует меня в собственных рассуждениях. Проникает в каждое умозаключение, злорадно посмеиваясь над нелепыми попытками прогнать наваждение. Напрасно трясу головой и небрежно провожу рукой по лицу. Её бесплотный фантом так и стоит перед внутренним взором.
Саркастичный изгиб брови раздражает до зубного скрежета. Зачем ты здесь, плод моего воображения? Тембр внутреннего голоса сменяется хриплой мелодичностью, словно эта женщина во плоти явилась читать мне нотации. Если бы я не знал, что она давно содержится в Брикстоне, мог бы хоть на минуту поверить, что так и есть.
Еле размыкаю ставшие сухими губы, как будто бы призраку нужны мои ответы. Смешно. Отчитываться перед совестью, в каком бы то ни было обличии, хотя я прекрасно осведомлён о губительности собственного пристрастия. Напрасная трата сил.
Морщусь как от горькой пилюли, а она продолжает насмехаться. Так зачем ты преследуешь меня, снова и снова посылая свой образ, стоит мне расслабиться и отпустить контроль над разумом?
— Ну как же, — смеётся. — Ты сам прекрасно знаешь. Неужели великий Шерлок Холмс не может разгадать такую простую загадку?
И снова эта дерзкая улыбка, от которой всё внутри переворачивается. Внезапно оказывается совсем рядом, дразня поволокой из-под прикрытых ресниц.
— Ты лишь фантазия… — пересохшее горло саднит, словно я произнёс это вслух.
— Тогда позволь себе то, чего так страстно желаешь.
Осторожно касаюсь скул, опасаясь, что она растворится в сумраке комнаты. Льнёт к ладони, отзываясь на неловкую ласку. Тянусь ближе, замирая в дюйме от вишнёвых губ, что она тут же прикусывает от нетерпения. Целую, требовательно сминая податливые уста, ловлю каждый стон, что грозится сорваться и разорвать тишину.
Пальцы цепляют тонкое кружево замысловатого платья. Черт бы побрал эти крошечные пуговки. Невесомо хихикает, помогая, поощряя, позволяя дотронуться до бархата обнажённой кожи, словно сама жаждет этого не меньше. Слепым щенком приникаю к точёному изгибу шеи, втягивая тонкий флёр пудровых духов.
Улыбается, блаженно прикрывая глаза. Знаю наверняка.
Ворох тряпья летит прочь под мелодичный смех. Голова идёт кругом от тяжёлого дыхания и нарастающего жара камина, грозящего спалить всё к чертям. Сжимая ладонями гибкую талию, властно опускаю на бёдра, толкаясь в тугую пустоту. Мир вокруг плывёт, закручиваясь невообразимой спиралью, и я ухитряюсь балансировать на самом краю своего волшебного сна, ведомый тихими всхлипами.
Чувствую, как плечи пронзает слабый отголосок боли от острых ногтей. Целует сладко, чувственно. Так, что наяву потерял бы голову. Сбивает с ритма, чертовка, желая вести, управлять, но я и так беззащитен перед ней. Добровольно тону в губительных омутах, что мерцают в темноте ярче открытого огня. Отпускаю последние отголоски разума, пока она выгибается всем телом, подводя к вершине наслаждения.
Миг удовольствия волной разливается под кожей, унося, наконец, сознание в небытие.
***
Глухой стук гремит даже в глубине черепной коробки. Открываю глаза, слепо щурясь от неожиданных солнечных лучей, что нахально пробираются сквозь плотно задёрнутые шторы. Мир постепенно обретает чёткие контуры, а скрюченное в неудобной позе тело требует разминки ноющих мышц. Оглядываю себя, понимая, что всё ещё сижу в кресле у давно потухшего камина. Машинально одёргиваю рукава мятой рубашки, стряхивая остатки сна.
— Войдите.
Миссис Хадсон ураганом влетает в комнату, как обычно сетуя на затхлый воздух и ранних посетителей. Улыбка замирает в уголке рта, ведь я практически не слушаю её, осторожно цепляя пальцами тёмный волнистый волосок с белоснежной ткани.
— Передайте Скотланд-Ярду, что я берусь за это дело.
— Но вы ведь даже не знаете… — ахает женщина, глядя на меня во все глаза.
— Знаю.