- Да, ты.
Лурдес театрально откидывается на спинку своего кресла, отбрасывает гриву мелко вьющихся волос за спину и малиновыми губами распинает мою глупость на кресте своей простой мудрости:
- Для начала, я никогда, слышишь? НИКОГДА не отпустила бы его из своей жизни. НИКОГДА не отдала бы его ЕЙ. Ни одна шлюха до самой его старости не прикоснулась бы к нему, ни одна тварь не протянула бы в его сторону руку!
- Он мой брат, Лурдес! У нас одна кровь! Наши дети родились бы больными и неполноценными!
- Когда жизнь дарит ТАКОЙ подарок, любовь и желание ТАКОГО мужчины… - впервые вижу, чтобы всегда и всё контролирующая подруга задыхалась, пытаясь справиться со шквалом нахлынувших эмоций, – мне было бы плевать, кто он, по большому счёту. Да хоть с планеты Х в созвездии Альфа Центавра!
- Знаешь, с инопланетянином, пожалуй, было бы проще. Общество готово принять гуманоида, но вот родного брата – нет. Мы обречены быть извращенцами в глазах людей.
- А вот скажи мне сейчас одну вещь, - Лурдес внезапно резко подаётся вперёд, растянувшись животом на нашем столе, так что её лицо оказывается прямо перед моим.
- Какую?
- Вот тебе сейчас, после всего, что с тобой было, после того, как ты узнала, что значит быть овощем, после всех мыслей покончить с собой, не всё ли равно, что скажут и что подумают люди?
Делает паузу, чтобы дать мне возможность осмыслить уже сказанное, затем вбивает гвозди в мою плоть:
- От людей можно скрыться - всегда найдётся место, где никого из вас не знают. Детей можно усыновить, можно зачать, используя ваши клетки и клетки доноров. Один ребёнок твой, один его, а выносит суррогатная мать или даже ты, но проблема изначально яйца выеденного не стоила, ты хоть понимаешь это? Проблема с самого начала была только в твоей голове, и слава Богам, сегодня, прочитав слова, мимо которых ты годами ходила, не решаясь взглянуть правде в глаза, тебя, наконец, осенило!
Лурдес снова откидывается на спинку своего кресла и снова закуривает. Красавчик за барной стойкой угрожающе вытягивается, но Лу показывает ему жестом, что мол, «две затяжки, не более. Очень нужно!» Парень кивает, слегка улыбнувшись, а подруга снова фокусируется на мне, выдав очередную мудрость:
- Не теряй времени ни на меня, ни на этот город. Ты всё верно решила: езжай к нему прямо сегодня, прямо сейчас.
- Он женат. У него семья.
- Детей нет, а это уже полдела. Кроме того, посмотри внимательнее на их снимки.
Лурдес толкает ко мне свой планшет со знакомым фото:
- Видишь? Что и требовалось доказать: твой Дамиен если и спит с ней, то только каждый первый понедельник следующего за отчётным месяца. Перед нами недолюбленная женщина – практически учебный экспонат!
- Как всё просто у тебя… - думаю вслух.
- Да в жизни вообще всё не так и сложно, на самом деле! Думать надо, думать!
- И это не всегда помогает.
Затянувшись в третий, последний раз, Лурдес нервно тушит почти целую сигарету в собственном бокале недопитого мартини:
- Езжай к нему. Главное теперь, чтобы не оказалось слишком поздно!
И я еду, лечу к нему, сияя надеждой, светясь миллионами планов, мыслей, идей. Я думаю о том, как обниму его, как он обнимет меня. Как попрошу прощения за свою слепоту и скудоумие. За готовность идти на поводу у норм морали, за слепую веру обществу и за собственную слабость. За то, что не слушала своё сердце, его сердце. За то, что была глуха, когда он просил любить его. Просил словами, своим голосом и этими размашистыми белыми буквами на кирпичной стене, местами уже пожелтевшими от времени и тысяч прочитавших их людей.
Я думаю о том, что скажу ему. И, наверное, самые правильные, единственно верные мои слова будут о любви. О моей любви к нему, моему Дамиену. Моему брату. Моему мужчине.
Глава 15. Шаг номер раз
Дамиен
Oliver Tank Sound of Silence
Когда секретарь звонит и произносит неожиданное: «Ева Блэйд ждёт вас в приёмной», я не сразу могу осознать смысл произнесённых слов. Начинаю сомневаться в том, что услышал или понял их правильно.
Ева входит неуверенно, маленькими шагами, споткнувшись о цветастый персидский ковёр неформальной приёмной. Комнаты, обставленной моей женой: стол из стекла и металла и кресло, обитое кожей несчастного животного, выбирала Мелания. И даже белый замшевый диван, куда я предлагаю сесть собственной родной сестре, также нашла в одном из многочисленных дизайнерских каталогов моя жена.
Только фото на чёрных стенах, закованные в ледяные полупрозрачные рамки, сделаны Евой. Она узнаёт свои работы, и улыбка, рождающаяся на её губах, согревает мне сердце.