— Немного не так. Новым царем разбиты оковы, не только приковывавшие крестьянина к помещику, но и помещика к воле самодержавного господина. Ныне каждому предоставлена возможность приобрести выгоды не из своего происхождения, но из природой данного таланта.
— Я испытываю сомнения в искренности ваших слов. Так ли вы честны со мной?
Дидро вернулся за стол к своему чаю. Сладкоежка, он начал хватать из конфетницы одну бонбонку за другой.
Дашковой сладостей не хотелось. Как же Екатерину Романовну распирало желание закричать в лицо этому идеалисту, что всеми своими трудами, своими разглагольствованиями об общественном благе, он ведет Францию туда, откуда Дашкова еле вырвалась. Та страшная ночь на Орловщине… Сотни приближавшихся к дому огней… Ее крестьяне шли грабить и убивать, и лишь прибытие отца с отрядом пугачевцев спасло ее от страшной участи. Но она была столь опытна в искусстве лжи и притворства, что не позволила и малейшей тени омрачить лицо.
— Разве бывшее высшее сословие не поставлено даже в нынешних обстоятельствах выше других? У кого больше шансов приобрести выигрышное положение в обществе — у того, кто, подобно прозревшему слепому, вдруг стал зрячим, или у того, кто в силу полученного образования, воспитания и приобретенных манер сможет успешно занять подобающее положение в обществе?
— Удивительные вещи вы рассказываете, моя дорогая. Видимо, когда наблюдаешь события из первого ряда, многое видится иначе. Могу ли я предположить, что вы не осуждаете того, кого недавно высмеивали как маркиза Пугачева? Вы видите в Петре III ту силу, что способна остановить анархию?
— О, да! — сейчас в ее возгласе не было ни золотника фальши, она действительно так считала. — А еще я надеюсь на него, как на самодержца, способного просвещать. Не болтать об этом с трибуны, не писать во Францию друзьям, выдавая желаемое за действительное, а делать. Он уже делает! Удивительные вещи мне поведал отец о событиях в Московском университете.
— Вы не можете просить несчастной Екатерине ее неблагодарности по отношению к вам. Отпустите свою обиду и поведайте мне все в подробностях…
Когда уставшая Дашкова вернулась к отцу и рассказала в деталях все перипетии разговора с Дидро, граф Роман удовлетворенно кивнул:
— Иди отдыхать, а я займусь составлением отчета.
Он приготовил перья, чернила. Задумался, какой язык ему выбрать. Лучше не русский, решил он. Неизвестно, в чьи руки может случайно попасть документ. Утром он ждал одного шведа, который заберет письмо и отправит в Россию по тайным каналам.
Лучше перестраховаться. И по возможности убрать личные детали. Даже опустить обращение.
'По прибытии в Польшу нашел положение шатким, а атмосферу — пахнущей войной. Король Август человек высоких достоинств, но народ ему достался беспокойный. Нет у него больше опоры на русские штыки, кто теперь поддержит его трон? Придется ему крутиться как белке в колесе, угождая всем направо и налево — и внутренней фронде, и алчным соседям. Допускаю, что поляки попытаются вернуть земли, потерянные два года назад — Витебск, Полоцк, Мстислав. И сдвинуть границу обратно, поближе к Смоленску. А Станислав допрежь рыцарем себя выставит пред всем миром — смотрите, я какой! За любовь свою отмстил!
По разумению моему, Вена еще не переварила такой кусок, как Червоная Русь. Неспокойно там, имел несчастье лично в том убедиться. Ждать от цесарцев активности в настоящее время не стоит, погибель Екатерины всех оставила равнодушными.
А вот Пруссия — иное дело. Фридрих явно что-то замыслил, и не думаю, что полезное для нашего Отечества. О задержании вашего посланника вы, наверное, в курсе, но все же решил уведомить. Акт сей не более чем театральная пьеска, ничего Волкову худого не причинят — разве что попеняют, что императрицу не уберегли. Настораживает, что Потсдам не ищет сближения, значит, недоброе вынашивает. Но Фридрих интерес к личности самодержца проявляет. Аттестовал в лучших выражениях при личной встрече. Следить за ним нужно пристально, из виду не выпускать. Изыскал возможность обратить внимание Вены на Берлин, чтобы тоже не зевали и вовремя вмешались.
Во Франции все спокойно. О Екатерине тут никто не тоскует, а известие о гибели Густава шведского все восприняли спокойно — чего на войне не бывает! Ожидаемое восшествие на престол его брата всех примирит с несчастьем. Король Людовик пассивен во внешних делах — финансы не позволяют. Посему я решил пойти несколько иным путем. Воздействовать на общественное мнение, от которого правительство сильно зависит. Представить в выгодном свете происходящее в России нахожу крайне полезным. Только действовать нужно не топорно, не через людей, не более чем сбока припека, а тонко и через тех, к кому прислушиваются. Дочь моя в сем сложном предприятии весьма преуспела и останавливаться на достигнутом не планирует. Было бы полезно ее наградить за старания, тем более что жизнь в Париже дорожает день ото дня по указанной выше причине — из-за большого государственного долга королевства. Я бы и сам не отказался, при условии достойной оплаты, занять пост здешнего министра, сменив князя Барятинского. Человек он трудный и неуступчивый. Толку от него как от козла молока.
За сим прощаюсь.
p.s. Довелось мне в Вене поприсутствовать при удивительной комедии, достойной пера Шекспира. Уж я-то знаю толк в театральных постановках! Обретение родственницы бывшим гетманом и ее разоблачение как самозванки в глазах всего австрийского двора. Потрясающе тонко все разыграно, просто великолепно. Таким актерам стоило бы и награду вручить в виде денежного вспомоществования'.
Прапорщик Сенька Пименов стоял в моем кабинете навытяжку и преданно поедал меня глазами. Нет, уже не прапорщик и знаменосец первой роты — секунд-майор и командир героического батальона егерского легиона. Лично вручил ему офицерский патент.
— Великий подвиг совершили егеря, и потери их считаю личной своей утратой. Награждаю тебя, Арсений Петрович, раз уж ты единственный уцелел, за всех офицеров, которые головы сложили в битве страшной, но честь русского солдата соблюли! Батальон ваш нужно обязательно сохранить. Как пример для всех и память о животы положивших, но чести не лишась! Берешься его восстановить?
Сенька бумагу от меня принял и растерялся. Губы затряслись.
— Да я… Почему только меня?..
— Не спорь с царем! И повышение в чине через несколько ступеней заслужил, и нужно мне всей армии пример подать. Пример отваги отчаянной, а не только царской благодарности. Негоже ставить на такую часть офицера со стороны.
— Слушаюсь!
— Будет и батальону от меня отдельная награда. Какая? Буду думать.
— Знамя нужно новое. Старое-то в негодность пришло, дырка на дырке, — неожиданно проявил инициативу новый секунд-майор.
— Знамя, говоришь? А это мысль! Подумаю.
Я зашагал по кабинету в раздумьях. Остановился напротив героя.
— А скажи-ка мне, друг ситный, не ты ли короля шведского на тот свет отправил?
— Не могу знать, Ваше Императорское Величество! — молодцевато гаркнул Пименов.
— Ты мне тут Ваньку не валяй! Говори как на духу: стрелял в группу шведских офицеров?
Сенька смутился.
— Было дело. Шагах в шестиста от баррикады гарцевали всадники в перьях. Ну и был промеж них один, с голубой лентой. Вот его я и взял на мушку. Карабин мне вы, государь, отменный подарили. Далече бьет…
— Значит, ты… Про это много не болтай. Не просто генерала ты пулей снял — монарха! Еще одного положишь, и впору на груди татуировку сделать: «Смерть тиранам!»
Судя по загоревшимся глазам моего секунд-майора я ему подал идею. Того гляди, и вправду наколет.
На моем столе были приготовлены награды — белый эмалевый крест Георгия Победоносца 2-й степени на длинной черно-оранжевой ленте и шитая золотая четырехугольная звезда из кожи, ткани и серебряной нити. У меня таких знаков отличия уже много, привезли с Петербургского Монетного двора. И не только крестов, но и прочих высших орденских отличий Империи — императорские ордена Святого апостола Андрея Первозванного, Святой Анны, Святого Благоверного князя Александра Невского. Последний сегодня получит Зарубин. Не обойду наградами и правительство, начиная с Перфильева.