Но чтобы удовлетворить свою нездоровую тягу, я крепко держу его за шею, располагая лезвие у начала линии роста волос.
Его крики звучат музыкой для моих ушей, когда я тяну нож вниз, кровь льется, плоть раскрывается, как весенний цветок в цвету, лоскуты плоти дают мне понять, насколько глубоко я вошел в нее. И когда я добираюсь до его глаза, то захожу дальше. Может, они и пощадили мое зрение, но это не значит, что я окажу им ответную услугу.
Как-никак, в моем мире нет понятия «око за око». В моем мире, «око — и тебе конец».
Кончик лезвия достигает белка глаза. Несмотря на его крики, несмотря на то, что он пытается двигать руками и ногами, моя рука нехарактерно точна. Я ввожу лезвие до тех пор, пока глаз не вываливается с треском. Перерезав все соединительные ткани, я отбрасываю его в сторону, наслаждаясь тем, как его глазница наполняется кровью, а горло уже охрипло от крика.
Но он не отключается.
Боль, видимо, тоже сильная, раз все его тело трясется — хотя, возможно, это от наркотической зависимости.
Тем не менее, я не останавливаюсь и проделываю то же самое с другим глазом, вынимая его из глазницы и позволяя ему вопить еще.
На моем лице появляется довольная ухмылка, когда я делаю шаг назад, наблюдая за своим произведением искусства.
В запертую дверь уже стучатся люди, которых, вероятно, привлекли его адские крики боли. Но прежде чем уйти, я не могу удержаться и подбираю выброшенные глазные яблоки, кладу одно ему в руку, а другое — в рот, который открывается с оглушительным пронзительным криком.
В нужный момент он сжимает зубами глазное яблоко, и желеобразная консистенция взрывается у него во рту.
Удовлетворенный половиной своей мести, я выхожу из комнаты, часть кипящей во мне убийственной ярости, реализовал на этих никчем.
Но перспектива вернуться в дом и знать, что я нахожусь за одной стеной от Джианны, не помогает. Совсем.
Как я смогу не убить ее к чертям?
Уже глубокая ночь, когда я добираюсь до дома, иду прямо в свою комнату и стягиваю с себя окровавленную одежду.
Мои костяшки пальцев испачканы красным, как и весь я, и от меня воняет всеми разрушениями, которые я причинил.
От меня воняло смертью.
Сбросив с себя рубашку, я уже собираюсь расстегнуть брюки, как вдруг слышу скрип двери.
Поворачиваю голову в ту сторону, откуда доносится шум, и вижу, как в комнату входят маленькие изящные ножки.
Она одета в свою розовую ночную сорочку. Та самая, которая всегда вызывает у меня влажные сны и видения о том, как я погружаюсь в нее.
Но сейчас, когда я вижу ее — настоящую ее — единственное, что я хочу погрузить в нее, это мой нож.
Может, после того, как она подавится моим членом.
Эта коварная сучка имеет наглость выглядеть застенчивой, когда она с трепетом смотрит на меня, ее нижняя губа дрожит, когда она осматривает мое тело, ее глаза расширяются при виде крови.
Она тихо ахает, и все мои силы уходят на то, чтобы не отплатить ей за то, что она сделала из меня дурака, прямо здесь и сейчас.
Я уже чувствую, как моя ярость возвращается с удесятеренной силой, вместе с едва скрываемыми чувствами. Но вся любовь, которую я испытывал к ней, а это была именно любовь, уже превратилась в глубокую, жуткую, гнойную ненависть. Как бы мне ни хотелось отрицать, что я когда-либо испытывал к ней чувства, я не могу. Она — единственная женщина, с которой я испытывал подобные чувства, единственная, с кем я готов был открыться и поделиться всем собой — своими достоинствами и недостатками. И из-за этой глубокой любви я теперь имею дело с ее полярной противоположностью. Ненависть настолько сильна, что все мое тело бунтует, пытаясь удержать себя от причинения ей вреда.
От того, чтобы трахать ее так сильно и жестко, чтобы стереть из ее тела всех остальных мужчин. От того, чтобы наконец-то получить рай, который обещает ее тело перед тем, как сделать так, чтобы она больше никогда не увидела рай.
Я уже вижу, как мой член входит в нее до упора, мои губы на ее губах, я вдыхаю ее предательство, испытываю ненависть к ее двуличию. И все это до того, как я поднесу свой нож к ее прекрасному горлу, разрезая его от уха до уха и чувствуя, как жизнь покидает ее тело, а ее кровь окрашивает меня в красный цвет — красный цвет ее предательства.
Черт, она сводит меня с ума даже сейчас, когда все, чего я хочу, — это смотреть, как жизнь покидает ее тело — наказание за ее поцелуй Иуды.