Отечественную войну Воронцов встретил, командуя Сводно-Гренадерской дивизией, что считалось более почетным, чем командование обычной пехотной дивизией. В составе 2-ой армии кн. П. И. Багратиона он сражался при Мире, Романове, Дашковке и у Смоленска. При Бородине дивизия обороняла Багратионовы флеши, на которые пришелся главный удар Наполеона. К 12 часам дня из четырех тысяч человек в живых едва ли оставалось четыреста (по другим данным — триста). Воронцов сам водил гренадер в штыки и был тяжело ранен в рукопашной. Когда его привезли в Москву, он увидел 200 подвод, на которые было погружено имущество их московского дома. Тогда Михаил Семенович сделал то, что Л. Н. Толстой «заставил» сделать Ростовых в «Войне и мире» — ценности были брошены, а на телеги погрузили раненых. До конца войны более 300 солдат и примерно 50 офицеров и генералов лечились во владимирском имении Воронцовых за счет хозяина. В своих кратких воспоминаниях Михаил Семенович лаконично пишет об этом: «Значительное количество моих друзей и товарищей по несчастью согласились поехать со мной».
С осени 1812 г. Воронцов снова в строю. В заграничном походе он особенно отличился в сражении при Краоне в 1814 г., где в течение целого дня сам Наполеон, причем во главе превосходящих сил, не смог сломить его сопротивления. Михаил Семенович лично командовал огнем пехоты и артиллерии, бивших по врагу с дистанции 200–400 м, и, как всегда, служил образцом редкого мужества и хладнокровия. Отступил он только по приказу и в полном порядке. Наградой ему был Георгиевский орден 2-й степени.
Разумеется, в довольно быстром продвижении 32-летнего генерал-лейтенанта проще всего искать следы могущества фамилии. Но это не так: как мы убедимся ниже, карьера Михаила Семеновича не представляла собой чего-то необычного для того времени.
В любом случае Воронцов был вполне достоин заслуженных им почестей. Неслучайно, даже не любивший его Ф. Ф. Вигель говорил, что он и Ермолов были кумирами русской армии новейшего времени, хотя им и не суждена была роль Суворова и Потемкина.
В 1815–1818 гг. Воронцов командовал русским оккупационным корпусом во Франции, в 1820 г. стал командовать III корпусом. С 1823 по 1844 г. он был новороссийским генерал-губернатором и на этом посту сделал очень много для благоустройства громадного края, расширения торговли через южные порты, развития земледелия, виноделия, лесоводства, строительства новых дорог и т. д. В том же направлении он действовал, став наместником Кавказа (1844–1854).
Не хочется разбирать однообразные упреки пушкинистов в адрес Воронцова. Полагаю, у читателей будет возможность убедиться в том, что его образ никак не укладывается в рамки одесских историй с обожателями его жены.
Денис Васильевич Давыдов (1784–1839), генерал-лейтенант.
Это имя не нуждается в рекомендациях. Посмертная слава Давыдова, намного превосходит прижизненную, что с генералами бывает нечасто. Увы, далеко не всегда расхожее представление о нем соответствует действительности. Нелегко разрушить стереотип, на создание которого он положил всю жизнь и который благополучно продолжает довлеть над нами: партизан верхом на Пегасе, крытом попоной Ахтырского гусарского полка. Конечно, всякая маска рано или поздно с большим или меньшим успехом прирастает к лицу.
Было все, о чем писал Давыдов в своих «гусарских» стихах — кутежи, проказы и т. п. Но было не только, а большей частью и не столько это. Был человек, которому пришлось больше страдать, чем радоваться. Был герой, чье геройство не хотели замечать. Был офицер, много раз обойденный по службе. Был один из способнейших генералов русской армии, которому не дали применить свои таланты даже на треть. Был отвергнутый жених, скромный и застенчивый человек, всю жизнь страдавший из-за своей неказистой внешности. И который при этом веселился и даже сумел убедить почти всех в том, что он едва ли не главный кутила русского воинства. Сам себя он, правда, ощущал как «самую поэтическую фигуру» последнего. И был не очень далек от истины.