Я с ходу сумки на койку кинула и к Людке, р-раз — и выхватила у нее из рук газету без объяснений.
— Ты что?! — вскинулась Людка. Они все так увлечены были чтением вслух, что и не услышали, как я вошла. — Ты что, подруга? Это ж мы про тебя изучаем!
Зинка у нас вся такая томная, когда голову вымоет, вся такая этичная.
— Поздравляю, — говорит, — поздравляем от души, Семен.
— Спасибо, — говорю, — только от вас я этого никак не ожидала!
— Да что с тобой, подруга? — удивилась Людка очень искренно. — Мы же на твой счет радуемся!
— На вранье радуетесь?! — взвилась я без предупреждения. — На то, что на весь комбинат, на весь город выставили?
— Почему выставили? — удивилась Зинаида. — Почему вранье? Тебя не ругают. Тебя же хвалят с положительной стороны!
— То-то и оно!.. — бьюсь я, как птица в клетке. — То-то и оно, что хвалят! А за что, строго говоря, хвалить-то? За что?!
— Там все сказано за что, в газете. Ты что, не читала? — не поверила Людка.
— В газетах зря не напишут, — заявила Зинка. — В газетах правду пишут. Печатное слово.
— Правду?! — заорала я без памяти. — Ну скажи, похожа я на человека коммунистического завтра? Нет, вы скажите — похожа?
Тут они все трое уставились на меня, будто впервые увидели.
— Похожа? — не унимаюсь я.
— Ну… — неуверенно сказала Люда, — лично я не знаю, как они будут выглядеть… а вообще все может быть.
— Ну, ты, конечно, вполне обыкновенная… — успокаивает меня Зинка. — Ничего в тебе, конечно, такого особенного, чтоб из тебя моральный кодекс выводить…
— Вот! — обрадовалась я. — Вот же какой вариант!
— Но с другой стороны, — засомневалась Люда, — ты неплохая.
— Ха! Неплохая!.. — засмеялась я сквозь невидимые миру слезы. — Все неплохие! Про всех в газете писать, получается?
— Зачем же про всех? — Зинка расчесала свои волосы так, что они уже висели каждый в отдельности. — Про некоторых, для подражания.
— Но почему же обязательно про меня?
— Ты общественно-активная, член бюро, — рассудила Людмила. — Откровенная, добрая.
— Это я — добрая?! — возмутилась я. — Откровенная? Ты меня совсем, строго говоря, не знаешь! Я такая скрытная, ужас! И совсем не добрая, наоборот, я эгоистичная! Я же никогда ничего против своего желания не сделаю!
— Так ведь твои желания не вредные, верно? — доказывает Зинка.
— Ты — товарищ… — продолжает перечислять Людка. — Попросишь тебя что-нибудь: ну, станок обтереть, в магазин сбегать, комнату вне очереди прибрать…
— Так это же от непоседливости характера! — защищаюсь я из последних сил. — Чтоб только серьезным делом не заниматься!
— В этой жизни, — невпопад вдруг подала с койки голос Варвара, — в этой жизни только любовь серьезное дело. Исключительно.
— Да иди ты со своей любовью! — отмахнулась от нее Людка. — При чем любовь и — Семен? К ней это не имеет никакого отношения.
— Ну, все-таки… — засомневалась Зинка.
— Да посмотрите вы на меня! — потребовала я. — Посмотрите вблизи! Разве у людей будущего может быть такой нос? Такие веснушки? Такой пигмент лица? Такой рост?
— Что верно, то верно, — неуверенно согласилась Людка. — Но, с другой стороны, почему бы и нет?..
— Значит, вранье? Вранье? — требовала я, будто они в чем-то передо мной виноваты.
— Ну, не на все сто процентов, — не сдавалась она, — частично.
— А ясные глаза! Ты всмотрись, всмотрись в мои глаза, похожи они на ясные и так далее?! — настаивала я.
— Это уж какие кому по наследству достались, — утешила меня Зинка. — Гены.
— А уважение и любовь коллектива? — кричала я во весь голос.
— Мы же тебя любим, — пожала плечами Люда.
— О любви не говорят, о ней все сказано, — эхом отозвалась Варвара. — Точка.
— Да не о том же я, строго говоря! — почти уже плачу я. — Я же совсем о другом! Как же я теперь в глаза всем посмотрю? Чем же я от других-то отличаюсь?.. Меня же все на комбинате как облупленную знают! Убиться можно!
— Убиваются исключительно от любви, — печально сказала Варька. — Статистика. Девяносто процентов — на любовной почве.
Тут я кинулась к шкафу, сорвала с палки плечики с платьем моим выходным, в мелкий цветочек, юбка вся плиссированная.