Многие были искусны в теории, кто-то – в стратегическом планировании, некто – даже в несении литургии, но в стрельбе Дивайду не было равных. Результаты оказались ошеломительными: как для публики и других стрелков, так и для судий. Все стрелы, будь то десяти или пятнадцатиметровая дистанция, всегда поражали центр мишени. И тут кто-то воскликнул:
– Дайте юноше огнестрел. Лучник он великолепный, но так ли хорош с железом в руках?
Толпа вокруг полигона расступилась и пропустила к Дивайду его брата, уже вынимавшего свою легендарную осоку. Публика смолкла, а судьи в своих креслах подались вперёд. Все затаили дыхание. Вложив в свою руку револьвер с рукоятью из чёрного тополя, Дивайд прицелился в поставленную перед ним мишень с расстояния двадцати метров. Его дыхание остановилось, мир кругом замедлился, а цель приблизилась, будто под увеличительным стеклом. Прогремел выстрел, и цель была поражена. Выступление на турнире повернуло жизнь грязнокровного отпрыска Дивайнов на сто восемьдесят градусов. Его всё ещё не признавали человеком, но и пустым перестали считать; по крайней мере, прекратили видеть в нём того, кто мог потерять рассудок.
Это же касалось и сыновей второго короля. После турнира Дивайда подловил Логос и предложил пройтись. Ему, как и сыну Дивайнов, было интересно, насколько они похожи и чем отличаются. Логос начал:
– У тебя есть мечта, Дивайд?
– Я хочу стать тем, кто заслуживает называться человеком.
– А что значит «быть человеком»?
Дивайд не смог ответить.
– Ладно. Тогда другой вопрос. Ты ему уже поддавался?
Логосу не нужно было пояснять, о чём он. Дивайд это и так понимал.
– Нет. А ты?
Тяжело вздохнув, Логос, словно постарев в лице на десяток лет, ответил:
– Да. Точнее, не я, а брат. Мне не хочется рассказывать об этом. Куда важнее то, что мы поняли. Если и можно побороть проклятие, то только точно поставленной целью: когда ты знаешь, куда тебе нужно направлять силы и каков будет примерный результат. Мы с братом дали слово, что искореним опустошённых – всех до последнего.
Произнося это, Логос остановился и стал смотреть на опускающееся за горы солнце. Не щурясь и не отводя глаз от заката, он спросил:
– Каково наше предназначение? – Дивайд молчал. Он стоял позади Логоса и ждал, пока тот сам себе ответит. И не потому, что не знал ответа. Дивайд чувствовал, что Логос готов сам себе ответить. Ему только нужен был тот, кто заставит его начать свой монолог. – Мы не знаем, что значит быть человеком. Нам также неизвестно и то, что теряют пустые и что они стараются вернуть, – Логос рассмеялся. – И не забавно ли, что люди не знают, кто они. И ты, Дивайд, хочешь стать неизвестно кем? Хочешь стать тем, кто не может разгадать тайну своего происхождения? Быть человеком – это то же, как быть ничем – пустым сосудом.
Дивайд уже не мог сдерживаться и прервал Логоса. Он боялся, что тот в своих размышлениях свернёт не туда.
– Для тебя нет разницы между человеком и пустым? Как мож…
Логос говорил тихо, но его слова звучали столь чётко, что, стоило ему что-то произнести, у Дивайда сразу же пропадало желание перечить.
– Человек – это тайна. Опустошённые – тоже тайна. Для нас обе эти природы – загадки. И я ещё раз спрошу тебя, почему ты хочешь стать человеком? К чему ты идёшь? Что ты хочешь получить? – С каждым заданным вопросом Дивайд чувствовал, как его мечты, устремления, цели, желания – всё превращалось в пыль. Философия Логоса обесценивала всё, чем он дорожил. Дивайд не мог ничего сказать, и он решил задать тот же вопрос адресату, на что тот с жуткой улыбкой ответил. – Я тоже не знаю, но в отличие от тебя, Дивайд, я не хочу быть человеком. И нет, я не признаюсь в том, что хочу стать опустошённым. Ты разве не понимаешь, что удел полукровки – это не проклятие, а дар. Нам дана возможность выбора, и выбирать нужно не между двух, а из трёх.