– Да, и за это они сохраняли какую-то часть рассудка. Их нельзя ставить в один ряд с обыкновенными пустыми. Представь, что у тебя была бы огромная сила и невероятная живучесть, и ты при этом сохранил бы своё сознание? Вот, что может случиться, если избрать путь опустошения.
Дивайд не знал, почему слова брата противны ему. Хоть Валенс и говорил о невообразимых вещах, вроде обретения могущества и контроле проклятия, Дивайду отчего-то было неприятно это слышать, ведь цель его жизни заключалась равно в противоположном. Он не хотел показаться неучтивым по отношению к брату и, не желая более расшатывать каскад собственных устремлений, вернулся к теме турнира:
– По-твоему, ещё вчера меня воспринимали только как будущего пустого? Что ж, теперь всё будет иначе. Даже сыновья второго короля показали отличные результаты. Думаю, если с нас и не спал этот тупой стереотип, будто мы недоразвиты и вот-вот потеряем рассудок, то, по крайней мере, он поубавил в весе. И вообще, неужели ты пришёл к своим выводам только глядя на мою меткость? Не слишком ли завышено ты смотришь на всё? И не подумай, я не пытаюсь тебя раскритиковать, а хочу предостеречь, ведь понимать других людей мне всё ещё тяжело. Как бы я не приблизился к планке называться человеком, меня так и не покидает ощущение моей отчуждённости.
– И всё же хоть ты этого и не замечаешь, но ты меняешься, –подбадривал своего брата Валенс.
Правда это или нет – Дивайд не знал. Предположение его брата посеяло в нём надежду когда-нибудь, но всё-таки стать человеком. Главное – это не сворачивать с намеченного пути.
Уходя с полигона, краем глаза Дивайд всё же успел осмотреть приговорённые Валенсом мишени. Всего пара отверстий зияла ровно в центре, когда как остальные – то на пару сантиметров влево, то на несколько миллиметров вправо.
* * *
Прошло ещё четыре года, и Дивайд достиг восемнадцатилетнего возраста. В пропущенном промежутке не было каких-то великих изменений. Всё, чем была занята голова молодого принца, посвящалось оружейному ремеслу, физической и умственной подготовке. Учителя всё продолжали натаскивать нерадивого ученика, однако многое из преподаваемого так и оставалось на периферии. Дивайду не были интересны законы, которые требуется соблюдать в обществе. Правила мирской жизни представлялись ему обузой, ведь он чувствовал, что создан совсем для иного. Да и кто бы на его месте согласился отсиживаться в стенах Столицы, когда человечество вот-вот норовит исчезнуть?
Дивайд мечтал стать рыцарем. Надеяться на королевское слово своего брата ему было противно. Он хотел сам пробиться к своей цели, и поэтому решил сдружиться с командиром столичной стражи – Ванием. Этот человек не был тугодумом и завсегдатаем своего роскошного кабинета. Всё оказывалось как раз наоборот. Его то и дело никогда не удавалось застать на причитающемся ему месте. Кабинет Вания только из приличия периодически очищали от пыли, в то время как сам он постоянно пребывал в разъездах. Никому не требовалось объяснять, какие у него были командировки. Все и так знали, что глава рыцарского ордена противостоял тем, кто угрожал людям. Когда-то он карал бандитов и воров, но после появления проклятия фокус сместился на новую цель. Теперь его, как и королей, занимала борьба с опустошёнными, но в отличие от большинства рыцарей Ваний не боялся наведываться к самым границам Нигредо. Он не чурался сложной работы, напротив, она приносила ему удовольствие. Сам по себе Ваний имел каштановые волосы, уже начавшие понемногу редеть. Нос был с небольшой горбинкой, а глаза поставлены широко, но из-за частого глядения в мушки своих револьверов взгляд его стал прищуренным. Над губами красовались барские усы. Ниспадая до подбородка, они заменяли собой и бороду, и бакенбарды, вдобавок ещё и компенсировали лобную алопецию. То, как Ваний ухаживал за своими «кудрями», не могло равняться с мастерством ни одного брадобрея; до того филигранно вычёсывался каждый волосок, что, казалось, сгниёт тело, кости превратятся в труху, но его усы мало того, что останутся нетронутыми, так ещё и умудрятся пережить саму вселенную. Вот какой трепет бессмертности вселяли эти два волосистых змея. Тело столичного атамана дышало невиданной энергетикой, но многие походы не могли не оставить некоторых напоминаний. Оно было усыпано шрамами: от крохотных порезов до отпечатка почти в упор выпущенной шрапнели. Самым роковым приветом из прошлого всё же оставалась хромота на правую ногу. Со стороны было незаметно, что Ваний прихрамывает, но стоило солнцу спрятаться за тучи и начаться дождю, старые раны тут же начинали ныть. От этой диковинной закономерности Ваний всегда сверялся с прогнозом погоды. Ему приходилось допрашивать всех столичных знатоков метеорологии, и, когда мнения большинства сходились на одном и том же, удовлетворённый или нет своим допросом, – тут уж в зависимости от услышанного – пытатель добавлял в свой график определённые коррективы, однако никто не сомневался, что если где-то пойдёт страшный ливень, то Вания это лишь задержит, но не остановит, так как его не пугали ни грозы, ни смерчи, ибо человек он был поистине феноменальной стойкости.