Как-то поймав Вания в Столице, Дивайду выпал редкий шанс завязать разговор:
– Ещё три дня и всё ученичество, наконец-то, пойдёт в пекло! Больше никаких: «Господин Дивайд, я вас ожидаю в своём кабинете. Пора продолжить изучать историю, географию и прочую дребедень, от которой у вас так и раскалывается голова».
– Значит, посвящение через три дня говоришь? – Сквозь свои по-ковалерски пышные усы говорил Ваний. – Жаль, что не смогу присутствовать на инициации, снова вспышки на границе меж Альбедо и Нигредо.
Дивайд знал, что старый стрелок обманывает его. Ванию было в радость находиться поодаль от всего, что отвлекало его от работы, даже если той не предвиделось.
– Хоть от меня-то не скрывай свой восторг, что будешь отсутствовать на столь сонном мероприятии, ведь я и сам не перевариваю все эти формальные посвящения, – с досадой произнёс Дивайд.
– Становление рыцарем – дело нешуточное. Его почитают чуть ли не на ровне с коронацией. Тебя начнут видеть потенциальным героем даже тогда, когда ты ещё ничего не сделал. Это огромное счастье для молодых сорванцов, нюхавших порох только на полигонах, – тут Ваний брезгливо сплюнул в сторону. – Вот от таких людей действительно тошнит. Но в тебе у меня нет сомнений. Думаю, стоит мне только предложить…
– Так ты всё-таки согласишься взять меня в следующую вылазку?! – Резко перебив и полный неземного восторга, Дивайд смотрел на Вания, как на спасение – возможность выбраться за пределы города, стяжавшего его восемнадцать лет.
– Да-да, только утихомирь свой пыл, – словно отнекиваясь, говаривал Ваний. – Всё же нельзя видеть себя только в чём-то одном. Человек – это универсальное существо, и в его распоряжении… – Тут старый рыцарь запнулся и вспомнил, что речь идёт не совсем о человеке.
Припомнив Дивайду, что полукровки довольно узконаправленны, он решил более не научать его своим жизненным опытом. Какое-то время они пребывали в молчании, пока не добрались до площади. На ней всё также стояло древо. За двадцать лет его корни успели цепко переплестись с мраморным фундаментом и стать с ним единым целым. За все минувшие года к нему никто так и не смог подойти. Как и гласила высеченная на стволе надпись, за невидимое поле сможет пройти лишь избранный.
Единственное изменение, произошедшее со столичной достопримечательностью, крылось в его окрасе: крона поменяла цвет с зелёного на золотисто-охряной, и всё чаще замечалось, что листья стали понемногу опадать. В чём же заключался посыл матери природы – до сих пор оставалось тайной, но все, как один, чувствовали: упади с кроны последний листочек, случится нечто непоправимое, поэтому чем бы не занимались короли, рыцари и жрецы, задача у всех одна – это разгадать данное человечеству послание: «Познает меня лишь тот, кто не опустошён, а избран».
Присев на скамью недалеко от дерева, Дивайд и Ваний заметили проходящую рядом процессию. Люди расступались в стороны, пропуская перед собой храмовую стражу. Они сопровождали паланкин с какой-то важной особой, и так вышло, что один ребёнок не успел отойти. Стража расценила его медлительность как неуважение.
– Да как ты смеешь столь неуважительно относиться к Епископу! – Взревел один из храмовников.
Это был грузного телосложения воин, и даже, если речь шла о маленьком мальчике, он не преминул обрушить на того всю свою силу. Клирик начал нещадно избивать невинного ребёнка розгами. Закончив с воспитательной работой, он бросил мальчишку перед паланкином и заставил его молить о прощении, однако никаких извинений так и не последовало. Кровоточащее тельце виновника столь ослабло, что тот потерял сознание, после чего его выбросили в толпу зевак. Сам же клирик-палач просто потёр ладоши, будто отлично исполнил свой долг.