– А ты, значит, благодетельница мира сего. Зачем ты стараешься защитить нас?
Епископ старался поддеть колдунью рассказать чуть больше, так как чувствовал, что она многое недоговаривает. Не нужно было быть мудрецом, чтобы догадаться, что в ней есть нечто враждебное человеку. Епископу даже казалось, что она – это живое воплощение проклятия, однако высказать своё предположение он пока не решался и только слушал.
– Нет. Просто я терпеть не могу, когда ничего не происходит. Мне становится скучно. Бог уже ничего не изменит. Ваш Отец уже не божество, а экспонат, который только и может делать вид, что его присутствие ещё что-то значит. Считай, что я просто хочу избавиться от того, кто мне не нравится. Вот и всё.
Епископ не поверил её словам. Эта женщина могла заколдовать любого слабого волей, чтобы тот принимал всё сказанное ею за чистую монету. Но с тем, кто скреплён с ней договором, она не могла ничего сделать. На Епископа не распространялись её чары, а без них слова колдуньи так и сквозили ложью. Но даже с тем, что он услышал, становилось ясно, почему она содействует в борьбе против Бога. Ему казалось, что у неё осталось нечто вроде старой раны – точно такой же, какую оставил на лице Епископа Валенс. Поэтому владыка соборного округа и хотел избавиться от полукровок, так как те были из семей тех, кто когда-то помешали ему стать рыцарем. Месть брату и сыновьям некогда кумиров, а теперь заклятых врагов казалась Епископу чуть ли не приоритетнее начатого им переворота, но поскольку отмщение имело огромную значимость как для него, так и для помогавшей ему колдуньи, троице полукровок предстояло сыграть в двух спектаклях одновременно. У епископской помощницы были свои планы на этих юношей. Вместо того, чтобы убить, она хотела спасти их, ведь именно из-за неё тот святитель, ответственный за посвящение рыцарей, не исполнил приказ Епископа. Колдунья внушила ему, что он обязан провести ритуал, как полагается, потому что в её планах этим трём полукровкам уделено особое место. Однако она не собиралась никому раскрывать своих замыслов, поэтому ей оставалось лишь продолжать играть спектакль, в котором Епископ чувствовал себя в главной роли.
В тот же день соборная конгрегация направилась в храм, в котором находился Бог. Жители, хоть и выступали против Создателя, они всё же не решались приблизиться к месту его пребывания. Охранявшим храм рыцарям был отдан приказ вести огонь на поражение. Они и сейчас могли бы расправиться с делегацией из собора, если бы та явилась без живого щита. Народная масса кружила вокруг подходящих, тем самым прикрывая своих просветителей. Само собой, ни о какой пальбе не могло быть и речи. Рыцарской касте оставалось лишь беспомощно таращиться на проходивших мимо завоевателей, без возможности даже притронуться к револьверам, так как мятежники тотчас восприняли бы это как агрессию. Ни одна из сторон не желала зачинать бойню, поэтому вскоре все пришедшие уже стояли перед храмом и призывали Бога явиться на народный суд.
– Возомнили себе, что можете занять моё место? – Доносился из-за дверей усыпальницы громогласный распев. – Человек – это не Бог. Он не может быть создателем, если будет полагаться на себя самого. Думаете, вы стали достаточно самостоятельными, чтобы справиться с проклятием? Хорошо. Останавливать я вас не стану, но предупрежу: учинённое вами только сделает народ более бесчеловечным. Жители обратятся в пустых, а Столица превратится в оплот опустошения.
– Умолкни! – Выступил Епископ. – Вся вина лежит только на тебе, Отец. Мы – твои сыновья и дочери. Это значит, что в нас отражается то же, что есть и в тебе, и не открыто ли ты лжёшь нам, когда речь заходит о распространении проклятия? Слушай же, народ Столицы! – Обратился Епископ к столпившимся за ним людям. – Многие из ваших близких потеряли рассудок и превратились в монстров, и виновен в этом наш бездействующий Отец. Он – это и есть первый пустой. Нулевой пациент. Рассадник эпидемии. Если мы не избавимся от него, то всех нас ждёт ужасный конец.
Слушатели не были поражены услышанным. Напротив, многие уже догадывались о нечто подобном, отчего сказанное Епископом восприняли, скорее, подтверждением своих долго зреющих домыслов.
Между обеими сторонами наступило затишье, и только революционеры собирались войти в храм, Бог произнёс:
– Даже избавься вы от меня, вам это не поможет. Ребёнок может убить родителя, но избавиться от его генов ему не удастся. Моя смерть ничего вам не даст, но если вы настроены идти до конца, то прошу.