– Извини, но идти против Бога бессмысленно. Он своё уже сделал, и, если проклятие – это его вина, нам остаётся лишь мириться с нашим уделом. Ты же сам знаешь, как нас воспитывали. Мы не можем противиться воле того, кому подчиняемся, – с грустью сказал Валенс.
– Хотел бы я с тобой поспорить, но увы, Валенс, к сожалению, могу только пожать плечами. Однако если не короли, то кто? Кто пойдёт против Всесоздателя? Народ? Не смеши меня! Люди и так напуганы. Они боятся даже спать, ибо, проснувшись, могут стать пустыми. Наша верная гвардия рыцарей или храмовые светила? Ха! Первые и шагу не ступят без приказа, а дьяконы и храмовники – на тех и подавно не стоит надеяться.
– Согласен, расклад не утешительный, – с горечью соглашался Валенс. – Но мы не можем действовать, пока не будем уверены наверняка: верна ли наша догадка или нет. Если за распространение проклятия ответственен Отец, то не лучше ли подгадать момент и расспросить его об этом лично?
– И ты пойдёшь на это? – Не без удивления спросил Кват.
– Я – нет, но Первый – возможно.
Закончив на этом, до своих остановок Кват и Валенс пребывали в молчании.
* * *
– Прошу вас помнить, чтобы… – Только стоило начаться мегафонному гулу, Валенс уже покидал вокзальную площадь и забирался в ожидавший его экипаж.
В альбедо ему нужно было разыскать семейство Панкрайтов. В её состав входили муж, жена, две миленькие дочурки и рослый мальчуган. Луиджи Панкрайт обладал баронским титулом, отчего его приписывали к роду аристократов, и именно эта особенность заинтересовала Валенса. У него не выходили из головы слова Квата: «Если не мы, то кто?» В самом деле, кто мог дать ответы? Валенс решил не только передать пригласительную в Столицу, но и опросить своих родственников, чувствуют ли они, что проклятие начало распространяться и на них. Если оно так, то те, кто происходят из королевского рода, тоже стали поддаваться проклятию, и король хотел послушать, что его родичи думают на этот счёт.
* * *
– Извольте ожидать, ваше королевское высочество, барон Луиджи подойдёт с минуты на минуту, – высоким голосом осведомил Валенса придворный, после чего тот отправился на поиски своего хозяина.
Каблуки пожилого слуги то звонко цокали по алебастровым плитам, то приглушённо отбивали своё тремоло по бархатно-красным коврам. От его стремительной походки пламя в керосиновых лампадах лихо заигрывало с тенями, тем самым перенося свою театральную игру на оконные рамы, за которыми уже виднелось ярко-оранжевое заклание солнечного агнца. Но не успело солнце опуститься, как из широких дверей выскочила полноватая фигура, принаряженная дорогого покроя кафтаном и обутая в отделанные кожей гадюки мокасины. Казалось, появившийся так и хотел удивить посетителя своим эпатажным видом, но в случае с королём такие попытки не просто тщетны, а до того смешны, что Валенса это сразу же развеселило.
– Будет вам так наряжаться, Панкрайт. Щеголять своей чинностью можете перед кем угодно, но не перед родственником же.
Луиджи Панкрайт сразу же стушевался, а от его гордого вида не осталось и следа. Теперь он больше напоминал не статного аристократа, а сутулящегося бюргера. Приняв свой, так сказать, истинный облик, он ответил:
– И в мыслях не было как-то вас оскорбить или задеть ваше королевское величество. Всё же прошу меня простить, если это угодно последнему из рода Дивайнов, – Луи Панкрайт склонился чуть ли не до пояса перед королевским посланником, на что Валенс не обратил внимания и сразу перешёл к делу.
– Я к вам по поручению, – рука короля протянула главе семейства пригласительное письмо, с просьбой посетить Столицу для ведения отчётности населения.
Само собой, перепись была лишь предлогом. Настоящая же причина скрывалась королями, но не по их воле. Таков был приказ Создателя, и поскольку самого Панкрайта не смутило извещение о приглашении, Валенс понял, почему скрывалась истинная цель посещения Столицы. Родственники королей – это аристократы, и убедить их в том, что ради подсчёта населения пригласили самого короля, очень непросто, если это вообще возможно. Барон смекнул, что Валенс что-то скрывает, но виду не подал. Он понимал, что угрожать ему явно никто не станет, поэтому перед ним тут же стали вырисовываться картины, где его повышают в статусе. Панкрайт незамедлительно дал согласие явиться, ведь душу такого человека не что так не соблазняет, как изменение его положения в обществе.