Без вертолета мы не сможем сбежать.
Что оставляло нам только один вариант: мы должны были убить их всех.
Я
стоял на страже у дверей покоев Валентины рядом с Эриком, лениво поглаживая рукоять Венома, пока тянулось время. Я нашел свои клинки в одной из комнат наверху, но их присутствие было мрачным и задумчивым с тех пор, как я воссоединился с ними. Это было почти так, как если бы они были сердиты на меня, но я не мог представить почему. Я предположил, что количество вампиров, окружающих нас, причиняло им некоторое огорчение. Но это были верные последователи Валентины, и если она хотела их общества, то я не поддамся искушению предать их смерти из-за каких-то старых кусков металла.
Эрик стоял неподвижно, как статуя, уставившись вдаль по коридору справа от меня. Время от времени я поглядывал на него, но он ни разу не посмотрел в мою сторону. Его внимание было сосредоточено на любых угрозах, которые могли прийти и попытаться навредить нашей любви. Его слух превосходил мой, так что я вполне доверял его мнению, что пока все чисто.
Раны от ударов ремнем, которыми Валентина наградила нас, полностью сошли с его плоти, и он смыл кровь, не оставив никаких следов ее правосудия на своей коже. Теперь на нем был свежий черный костюм, повторявший мой собственный. Я чувствовал себя более чем немного странно в обтягивающей одежде, непривычная ткань касалась моей кожи, но если моя любовь хотела, чтобы я носил это, то я не стал бы жаловалась. Кровь местами запачкала мою белую рубашку: я исцелялся медленнее, чем Эрик, и хотя худшие из травм остались позади, я все еще был в синяках и крови от наказания. Впрочем, я не возражал. Я заслужил эту боль за то, что подвел ее. Честно говоря, я, вероятно, заслуживал большего.
— Магнар! — внезапно закричала Валентина из своих покоев, и мое сердце отчаянно сжалось от паники в ее тоне.
Я мгновенно повернулся, выставив Венома перед собой, широко распахнул дверь, и шагнул в затемненное пространство, в то время как Эрик напрягся позади меня, оценивая комнату на предмет угроз.
Я заморгал в темноте, подходя ближе к огромной кровати, и Валентина включила лампу, осветив помещение.
Я внимательно огляделся по сторонам, окидывая взглядом огромную розовую комнату и убеждаясь, что все в порядке. Не было никаких признаков присутствия посторонних, и мое внимание быстро привлекла неизмеримая красота лица Валентины. Изумруд, свисающий с ее колье, казалось, на мгновение запульсировал светом, и мой взгляд переместился на него, а мое желание к Валентине обострилось. Она была всем, о чем я мог думать. Всем, что меня волновало в этом мире.
Эрик остался у открытой двери, охраняя ее, хотя я практически чувствовал его ревность к ее выбору.
— В чем дело, любовь моя? — Спросил я ее, подходя ближе, мое сердце колотилось от страха за то, что ее расстроило. Ей не следовало расстраиваться.
Она посмотрела на меня снизу вверх, сбрасывая с себя одеяло и обнажая розовую полоску шелка, которая почти не прикрывала ее. Мое горло сжалось от желания, пока я смотрел на ее тело, и я изнывал от потребности придвинуться ближе.
— Мне приснился кошмар, — вздохнула она, и я понял, что это он ее расстроил. Это было неприемлемо. Мне захотелось унять страх, застывший в ее глазах. Как посмел кошмар нарушить ее сон? Если бы кошмар мог умереть, я бы с радостью убил его.
— Скажи мне, как я могу это исправить, — взмолился я, придвигаясь ближе и хватаясь за деревянную перекладину в изножье кровати. Я ненавидел то, что был беспомощен защитить ее от кошмара, который она испытала.
Ее глаза сверкнули, и она подвинулась так, что оказалась на коленях, и мой взгляд снова опустился на ее тело в этой крошечной ночной рубашке.
— Подойди ближе, — тихо выдохнула она. — Я знаю, что заставит меня почувствовать себя лучше.
Мое сердце бешено колотилось, пока я обходил кровать, приближаясь к ней, как она и хотела.
Она потянулась ко мне, сжимая в кулаке ткань моей белой рубашки, когда потянула меня вниз, и я безропотно подчинился всему, чего она от меня хотела. Ее губы встретились с моими, и все мое тело наполнилось энергией. Она была всем. Всем моим миром. Всем, ради чего я жил. И в этот момент она желала меня так же, как я желал ее.
Она поцеловала меня жадно, собственнически, и я подчинился ее требованиям, в то время как моя душа танцевала от радости, а мои губы двигались в такт с ее губами, как будто у них был свой собственный разум. Однако внутри моего черепа что-то зудело, как будто жук карабкался по камню, отвлекая мое внимание от этого момента чистого блаженства, словно пытаясь что-то сказать мне.