– Он влюблен в меня. Такого постоянного поклонника, как он, у меня не было никогда в жизни.
– Ах, вот оно что?… Никогда не подумал бы.
– С тех пор как я поселилась на улице Сервера, он глаз с меня не сводит.
– И сватался к вам?
– Ну, что вы! Он даже ни разу не заговорил со мной. Только смотрит на меня из окна и с балкона, когда я выхожу на улицу или возвращаюсь домой. Особенно из окна. Бедный Антонио называл его «оконным поклонником номер два».
– Куда же он девался?
– Не беспокойтесь, Мануэль, оп только что свернул на улицу Санта Мария.
И тут же они увидели его. Доминго Паскуаль бежал, прижимаясь к стенам домов, но силы уже покидали его.
– Вон он. Опять на левой стороне улицы, чтобы мы не могли к нему близко подъехать.
– По-моему, Мануэль, вас нисколько не удивило мое признание в том, что Доминго Паскуаль мой поклонник.
– Напрасно вы так думаете. Я удивлен и даже очень.
Доминго Паскуаль обернулся и посмотрел на них печальными глазами.
– Почему?
– Вам никогда не приходило в голову, что этот ваш «оконный поклонник номер два» может иметь какое-то отношение к смерти дона Антонио?
Сара, не останавливая машины, повернула к Плинию удивленное лицо.
– Пожалуйста, смотрите вперед и притормозите на минутку.
– А вам это приходило в голову, Мануэль? – спросила она, слегка притормозив.
– Вот об этом-то я и спрашиваю вас и себя… У меня есть только подозрение и никаких доказательств.
– Из ревности? Но ведь этот человек не вполне нормальный.
– Именно поэтому… Поехали дальше, а то мы выпустим его из виду.
В течение почти получаса продолжали они преследовать Доминго Паскуаля, маневрируя на самой малой скорости, иногда двигаясь наравне с ним, и за все это время не проронили пи слова. Сара, крепко вцепившись в руль, сжав губы, не спускала глаз с Доминго Паскуаля, который с каждой минутой все больше терял самообладание и задыхался. То и дело он оборачивался назад и устремлял на нее свой печальный взгляд.
На какой-то миг Плинию показалось, что выражение ее лица смягчилось и она смотрит на Доминго с некоторым состраданием.
Когда они въехали на площадь, уже был вечер. И пока Сара на самой малой скорости разворачивалась, Доминго Паскуаль, уже окончательно поверженный, направился к дверям аюнтамиенто. Поднимаясь на тротуар, он споткнулся о его край и упал па бок, прикрыв голову руками.
Плиний быстро выскочил из машины и схватил его.
Доминго вспотел и задыхался. Двое караульных, которые стояли в дверях аюнтамиенто, и Плиний подняли его на ноги и буквально поволокли в здание на глазах многочисленных зевак, находившихся на площади.
Сара осталась у машины в ожидании Мануэля.
Несмотря на праздничный день, Мансилье пришлось приехать в то утро в Томельосо, чтобы, как он любил выражаться с присущей ему грубоватой манерой деревенского простака, «прикончить дело».
Инспектор, дон Лотарио и Плиний пили кофе, который принесли из бара «Лови» в кабинет начальника муниципальной гвардии Томельосо.
– Хотелось бы знать, Мануэль, – сказал Мансилья, прикрыв глаза, – как вы догадались, что убийство совершил этот олух Доминго Паскуаль?
– К этому выводу я пришел постепенно, Мансилья.
– Но как?
Дон Лотарио посмотрел на своего друга с нежной восторженностью.
– Меня насторожил тот интерес, который Доминго Паскуаль начал проявлять к этому делу. Зачем-то стал рассказывать нам го одно, то другое, и никогда раньше он не шаркал ногами. Как, впрочем, никогда не вмешивался в дела, которые мы расследовали у нас в городе.
– Прошу прощения, Мануэль, но что странного углядели вы в том, что он шаркает ногами?
– Мне почему-то показалось, что он начинал шаркать ногами, когда нервничал.
– Если я расскажу в Управлении безопасности в Алькасаре, что Плиний заподозрил Доминго Паскуаля в убийстве потому, что тот шаркал ногами, они все рты разинут от изумления и потребуют у начальства дать Мануэлю еще одну медаль за полицейские заслуги.
– Не надо преувеличивать моих заслуг, Мансилья… Я действительно заподозрил Доминго, по не в убийстве, а в том, что оп знает гораздо больше, чем говорит. Особенно когда его сестра сказала мне, что не видела в ту ночь дона Антонио и Гомеса Гарсию. А когда она добавила, что, наверное, он сам их видел, так как поздно ложится спать и шпионит за всеми из окон своего дома и с балкона… я понял, что он врет, и решил серьезно поговорить с ним. Ну а после того, как Доминго пустился наутек, увидев меня с учительницей, а та рассказала, что он влюблен в нее, тут уж все стало ясно.
– От кого же он бежал, если в конце концов сам сдался?
– Не знаю. Возможно, его мучила совесть, и он боялся встречи с Сарой.
– Он сразу вам во всем признался?
– Да, как только уселся на тот самый стул, на котором сидите вы, Мансилья, и немного отдышался… Он сказал, что открыл решетку «люка», но доктора в подвал не толкал. Просто заранее разбил лампочку на фонаре перед винным заводом и, зная, что доктор возвращается от Сары всегда одной и той же дорогой, две последние ночи, когда тот приходил к ней, открывал «люк», а потом бегал смотреть, провалился в него доктор или нет. Но каждый раз терпел неудачу. Вероятно, Антонио шел по краю тротуара или по другой стороне улицы. И только на третий раз, ночью, в среду, пятнадцатого октября, добился своего.
– Но ведь Антонио в ту ночь тоже ушел от Сары пешком.
– Да, конечно. Но в ту ночь, судя по его словам, он не стал открывать «люк», когда доктор уходил от Сары, а открыл его, когда увидел, как тот приехал вместе с Гомесом Гарсией… Потом Доминго, как всегда, пошел посмотреть, свалился ли доктор в подвал, и, обнаружив, что свалился, закрыл «люк» решеткой.
– А как он объясняет, за что убил: дона Антонио?
– Об этом он ничего не говорит. Когда я спросил, правда ли, что он влюблен в Сару, он словно в рот воды набрал. И как я ни старался, не смог выудить у него ни слова… Он преспокойненько рассказывал о том, как три ночи открывал «люк», а об этом – молчок.
– Ну и ну! А я был убежден, что доктора убил Гомес Гарсиа.
– Гомес Гарсиа был только косвенным виновником… Вот так-то. Теперь, как только судья отдаст распоряжение, можете увозить Доминго Паскуаля в Алькасар… Мне искренне жаль, Мансилья, что именно я, на которого наложена санкция, раскрыл это преступление.
– Иначе и быть не могло! – вырвалось у дона Лотарио.
– Зря вы так говорите, дон Лотарио.
– Ничего не зря, Мануэль. Дон Лотарио совершенно прав, иначе и быть не могло. Вы – лучший детектив Испании, настоящий мастер своего дела. И для меня большая честь работать вместе с вами.
Доминго Паскуаля усадили в полицейскую машину, и Мансилья повез его в Алькасар, а дон Лотарио и Мануэль остались стоять у дверей аюнтамиенто в слабых лучах ноябрьского солнца.
– Сегодня опять воскресенье, дон Лотарио.
– Теперь все дни до следующего происшествия будут для нас воскресными. Мы будем неторопливо прогуливаться со скучающими, глупыми лицами, видеть и слышать то, что видим и слышим изо дня в день всю свою жизнь. И даже умные речи губернатора нисколько нас не развлекут.
– Будем надеяться, что Франко скоро умрет и тогда оживет жизнь в нашей стране.
– Возможно, в Мадриде и в других крупных городах она и оживет, но здесь, у нас, ничто не изменится, вот увидите.
– Ладно, Мануэль, сегодня по случаю твоего успеха я плачу за пиво, холодные закуски, жареные кальмары и анчоусы в уксусе.
– Что ж, идет!
– Бедный Мансилья, ты его здорово огорошил такой неожиданной развязкой… да, признаться, и меня тоже. Интуиция тебя не подвела.
– Интуиция тут ни при чем, дон Лотарио. Просто совпадение случайностей.
– Ты же сам говорил, что случайности надо искать.
– Другого выхода нет, дон Лотарио.