Констебль вздрогнул.
- Да я ни о чем таком даже не заикался, шеф!
- Правда? Но я, кажется, ясно слышал...
- Вы ослышались, шеф, просто ослышались...
- То-то я сразу подумал, что такая широта души очень не похожа на Сэмюеля Тайлера, самого жадного из обитателей шотландских гор!
- Ну, по-моему, в этом отношении кое-кто из уроженцев пограничной зоны может дать мне сто очков форы!
- Тайлер!
- Да, шеф?
- Уж не на меня ли вы позволили себе намекнуть?
- Предпочитаю оставить этот вопрос на ваше усмотрение, шеф.
Дело могло бы обернуться очень скверно, но в участок вошла миссис Элрой. Сэмюель на правах старого знакомца дружески приветствовал ее:
- Привет, Розмери! Надеюсь, ничего серьезного?
- Нет, наоборот!
Полицейские удивленно переглянулись. Миссис Элрой, гордясь тем, что ей выпала честь первой сообщить потрясающую новость, нарочно выдержала паузу.
- Мисс Мак-Картри приезжает завтра утром... - наконец изрекла она, пророчески вскинув указующий перст.
Долгий стон сержанта Мак-Клостоу, словно эхо, прокатился по всему участку.
- Как, уже? - пробормотал констебль.
Миссис Элрой с любопытством поглядела на обоих.
- Что это на вас нашло?
Арчибальд подскочил на стуле.
- Как это - что? И у вас еще хватает нахальства спрашивать, миссис Элрой? Вы что ж, совсем забыли, какие муки заставила нас вытерпеть эта проклятая Иможен?
- То-то и оно... Я затем и пришла, чтобы сказать вам заранее: мисс Мак-Картри - уже совсем не та...
- Не та, что прежде?
Розмери Элрой кивнула.
- Да, джентльмены... и, честно говоря, я боюсь, не захворала ли она...
Сержант испустил столь мощный вздох, что седые волосы миссис Элрой затрепетали, как на ветру, а констебль торопливо предложил старухе сесть.
- Да ну же, успокойтесь, Розмери... Так, значит, мисс Иможен несколько утратила прежний... запал?
- Какой уж там запал... О чем вы толкуете, мой бедный Сэм? Нет, все потухло, угасло...
Арчибальд попытался скорчить сочувственную мину.
- Неужто так худо, миссис Элрой? - лицемерно спросил он.
- Мисс Иможен написала мне письмо и сама призналась, что в душе ее произошли глубокие перемены, что возраст дает о себе знать, а потому она мечтает лишь спокойно дожить последние дни на родине... Мисс Иможен надеется, что старые друзья все поймут и не станут ждать от нее былых подвигов... В конце концов, всему свое время. Короче, мисс Иможен была бы весьма признательна, если бы на нее обращали не больше внимания, чем на любого другого жителя Каллендера. Впрочем, во избежание недоразумений, которые мисс Иможен заранее считает неуместными, она сойдет с поезда в Стирлинге, а оттуда спокойно доедет на машине до дому, где и просит меня ждать.
Заявление миссис Элрой настолько поразило обоих полицейских, что в участке надолго воцарилась полная тишина. Первым нарушил ее Тайлер.
- Я не сомневаюсь, что когда-нибудь мисс Иможен предстанет перед нами в лучшем свете, - чуть дрогнувшим голосом пробормотал он.
Мак-Клостоу с самым серьезным видом поддержал подчиненного.
- Спасибо, что пришли и предупредили нас, миссис Элрой. А когда увидите мисс Мак-Картри, скажите ей, что я забыл все наши столкновения и готов взять ее под особое покровительство. Передайте также, что я бесконечно благодарен ей - теперь у меня есть надежда дожить до отставки, не окочурившись от апоплексического удара!
Все трое снова помолчали, чувствуя, что переживают переломный момент в истории Каллендера, потом сержант с констеблем церемонно проводили миссис Элрой до двери участка, и та отправилась распространять последнюю новость по всему городку.
Оставшись наедине с Тайлером, Арчибальд в полном упоении схватил его за руки.
- Сэмюель!.. Вот, несомненно, один из лучших вечеров за всю мою жизнь! Это надо отпраздновать!
Как всякий осторожный и привыкший считать каждый грош шотландец Тайлер возразил:
- Но, шеф, я не взял с собой денег, и...
Сержант поглядел на него с тяжким укором.
- У нас, в Нижней Шотландии, которую вы, горцы, якобы презираете, не принято предлагать другу стаканчик, а потом ему же подсунуть счет! - заявил он.
Слегка пристыженный констебль опустил голову, а Мак-Клостоу, открыв шкаф, вытащил из-за кипы досье нетронутую бутылку "Блэк энд Уайт". Тайлер аж рот раскрыл от восторга и удивления. Сержант отвинтил пробку, налил до краев два стакана, и оба полицейских залпом осушили их, пожелав друг другу здоровья. Что-что, а пить и Мак-Клостоу, и Тайлер умели и благодаря упорным, почти полувековым тренировкам держались в блестящей форме. Сержант, внезапно преисполнившись необычной кротости, ласково обнял Тайлера за шею, чем немало удивил констебля.
- Сэм... ну до чего я вас люблю! Хоть вы и родились на севере, но все равно славный малый! И мне ужасно хочется сделать для вас что-нибудь хорошее и приятное!
Тайлер, тронутый дружеским участием начальства, подумал о крупной премии, повышении, которое несколько облегчило бы его жизнь в отставке, или хотя бы медали...
- И знаете, что я сделаю, мой дорогой старина Сэмюель?
- Нет, шеф, но заранее спасибо вам.
- Вот и прекрасно, Сэм, я знал, что вы - человек благодарный! Я хочу научить вас играть в шахматы! Садитесь!
У потрясенного неожиданным ударом судьбы констебля не хватило сил возразить. До сих пор ему удавалось ускользнуть от страсти Мак-Клостоу к шахматам, но на сей раз его определенно загнали в угол. Через полчаса приятели, прикончив бутылку, уже плохо различали белые и черные фигуры и почти не помнили, кто какими играет. В результате получались прелюбопытные комбинации, когда кто-то из партнеров пытался прорваться сквозь собственные ряды. Однако с пьяным упрямством они продолжали игру, разработав идеальную стратегию - каждый изо всех сил стремился помочь противнику одержать победу. Наконец Мак-Клостоу "съел" своего короля своим же ферзем, объявил себе шах и мат и с гордостью заметил, что счастлив, ибо его помощник оказался прирожденным шахматистом и скоро станет гордостью Каллендера! Изрекши это пророчество, Арчибальд Мак-Клостоу ткнулся носом в шахматную доску и захрапел, а его разложенная веером борода закрыла большую часть фигур. А Тайлер, вытаращив глаза, взирал на эту картину и думал, что, наверное, именно так выглядели фараоновы войска, когда их захлестнули волны Красного моря.
Как только Каллендер благодаря усилиям миссис Элрой узнал о перемене, случившейся с Иможен, любой беспристрастный наблюдатель подумал бы, что город вдруг окутала легкая завеса печали, и лишь кое-где эту чуть заметную пелену пробивали волны злобного торжества противников той, что некогда звалась "несгибаемой мисс Мак-Картри". Мужчины вроде бакалейщика Уильяма Мак-Грю, хозяина "Гордого Горца" Теда Булита или же коронера и гробовщика Питера Конвея отказывались верить в столь чудовищную нелепость, но, поскольку не могли привести ровным счетом никаких доводов в свою пользу, со скорбью и отчаянием наблюдали, как торжествуют Элизабет Мак-Грю, Маргарет Булит и три кумушки, когда-то жестоко посрамленные Иможен*, - миссис Плери, миссис Фрэйзер и миссис Шарп.
______________
* См. Ш.Эксбрайя. "Возвращение Иможен".
В баре "Гордого Горца" посетители, чтобы не расстраивать Теда, старались не обсуждать новость, тем более им было о чем поговорить - в следующую субботу местная команда регби давала ответное сражение ребятам из Доуна. Но Тед, хоть и торговал всю жизнь пивом да крепкими напитками, оставался джентльменом, и то, что друзья из симпатии к нему идут на такое самопожертвование, глубоко тронуло кабатчика. Проглотив двадцать третью за этот день рюмку джина, Булит долго откашливался и наконец громко объявил:
- Джентльмены!
Все мгновенно умолкли.
- Господа, я благодарен вам, что до сих пор никто не позволил себе упомянуть о потрясшей наш город новости, которую наиболее осведомленные люди якобы слышали из уст самой миссис Элрой. Мы все давно знаем старую Розмери и ее материнскую привязанность к мисс Мак-Картри. Стало быть, никакие сомнения в правдивости тут неуместны. Нам остается лишь смириться с фактом. Вероятно, годы сокрушили-таки Нашу Иможен, а по-моему, сказалось и то, что она слишком долго жила среди англичан. Эти субъекты могут только порчу навести на доброго шотландца или шотландку. Так давайте наберемся мужества и, чего бы нам это ни стоило, поглядим правде в глаза. Нашей Иможен больше нет... Ладно, пусть, но разве из-за этого мы должны забыть, какой она была?