Халдейн изучил положение фигур и сделал ход конем.
В этой позиции он мог сделать мат в три хода и знал, что отец в этом разберется; однако занятый проблемой отражения атаки коня, он не замечал главной угрозы, слона, который еще был на своей исходной позиции.
Как он и предполагал, отец ушел в глубокую защиту, обороняясь от коня.
Халдейн двинул слона.
Отец отчаянно защищался, но нашел контратакующий ход, предупреждающий движение слона. Следя за мыслью отца, Халдейн сказал:
— Ты когда-нибудь слышал о выборе супруги по требованию самого профессионала?
— Фэрвезер единственный, о ком я слышал.
Отец ответил походя, не отвлекая внимания от доски.
Халдейн спросил снова:
— Предположим, два члена одной бригады, но разных категорий, очень хорошо скоординировали свои усилия на выполняемой работе…
— Социологи узнают об этом!
— Примут они ходатайство от этих двух членов бригады?
Это не было грубым вопросом в лоб, вопрос камуфлировался легкомысленностью. Медлительность отца сводила Халдейна с ума, но ответ оказался неполным:
— Возможно. Это будет зависеть от обстоятельств.
Отец сделал атакующий слона ход. Халдейн пошел конем и сказал:
— Шах!
Халдейн III облизнул губы и стал изучать доску. Его затруднения могли быть разрешены. Он мог пожертвовать ладью и освободить ферзя, чтобы шаховать короля сына, которому придется уступить коня.
Халдейн ждал вспышки полуулыбки на лице отца, которая должна была последовать за оценкой имеющихся у сына альтернатив. Когда она появилась, Халдейн спросил:
— Если бы антрополог наткнулся на какой-то аспект примитивной культуры, который, как он думает, может пролить новый свет на проблемы нынешнего времени — то есть если его исследование привело к крутому виражу в область социальной антропологии — мог бы он в этом случае ходатайствовать перед социологами о том, чтобы его супругой стала социолог, а не антрополог?
— Предположим! Предположим! Какого черта ты в это лезешь?
Внимание Халдейна III переключилось с шахматной доски на сына, его глаза горели пламенем, бледность заливала лицо.
— Господи, папа, выходит, я не могу задать гипотетический вопрос, не опасаясь, что ты прыгнешь мне на грудь обеими ногами?
— Позволь мне дать тебе на твой гипотетический вопрос не менее гипотетический ответ. Если бы в таком ходатайстве проявилась какая-то подлинно социальная потребность, оно было бы рассмотрено. Если обнаружатся малейшие основания для подозрения в том, что поводом для него послужило сексуальное влечение, будет проведено тщательное обследование обоих подозреваемых на предмет выявления регрессивных наклонностей. Если у профессионала будут обнаружены признаки атавизма, он будет переведен в пролетарии и стерилизован по государственному указу. Любой профессионал, который подаст такое ходатайство, подпишет тем самым свой смертный приговор. Эта опасность будет опасностью вдвойне, если предметом ходатайства будет надкатегорийное скрещивание. Опасность утроится, если предлагаемыми для взаимного поглощения категориями являются наука и искусство. Это будет неопровержимым фактом, если такими категориями являются математика и поэзия!
Его отец все знал!
Весь застарелый антагонизм к отцу завертелся в его мозгу, но осторожность не позволила выразить это действием.
Продолжая притворяться легкомысленным, он сказал:
— Это слишком конкретный ответ на гипотетический вопрос.
— Мне не нравится, когда играют в темную. Твоя мать полагала, что я самонадеянный глупец, но я просто всегда был честен. И я намерен дать тебе маленький отеческий совет. Забудь эту девушку, Хиликс!
— Зачем ее сюда приплетать?
— Не валяй дурака! Неужели ты в самом деле думаешь, что я не догадываюсь, почему искусство и я стали так сильно привлекать твое внимание, особенно после того, как эта Сафо со счетами под мышкой практически заставила меня пригласить ее в мой дом. Эпическая поэма о Фэрвезере — вот ведь плутовка!
Сарказм в голосе отца уступил место задушевности: