— Прежде чем мы приступим к делу, я расскажу о себе. От вас этого не требуется. Я на ногах с четырех утра и провел время за чтением полицейского протокола и вашего досье. Вы первый профессионал, которому меня назначили. Многого в предстоящем суде нам не добиться.
Я первый Флексон; Мой отец был простым юридическим служащим в Сан-Диего, и когда у меня проявились способности к юриспруденции, государство дало мне шанс. Я выдержал конкурсный экзамен и был третьим среди 542 учащихся. Вы видите перед собой главу новой династии.
Автобиография Флексона вызвала на лице Халдейна глуповатую ухмылку:
— Восходящему вверх пламенный привет от падающего вниз.
— Неправильное замечание, Халдейн, — улыбчивое лицо Флексона сделалось серьезным. — Почему? Оно свидетельствует о легкомысленном юморе в серьезной ситуации, который, в свою очередь, есть результат безразличия к своему общественному положению. Вы, представители категории во втором или третьем поколении стремитесь сделать вашу ответственность перед государством слишком легкой.
Мы не можем не видеть, как наносится урон государству в каждом сете каждого гейма. Далеко за примерами ходить не надо, прямо здесь, в этом округе, есть судьи, которые проводят на теннисных кортах больше времени, чем в суде.
Возьмем вас. Превосходный пример! При всем множестве домов развлечений, предоставленных государством студентам для восстановления сил, вы вторгаетесь в другую категорию, и, черт побери, просто кровь стынет в жилах, даже не прибегаете к противозачаточным средствам. И она тоже! Вы оба просто стремились быть схваченными за руку!
— В ее беременности нет сомнения?
— Конечно нет. Вам инкриминируется зачатие.
— Вы видели Хиликс, говорили с ней?
— У меня нет нужды встречаться с ней. Я защищаю вас. Какое мне до нее дело? Пойдем дальше. Вы виновны в том, в чем обвиняетесь. В этом нет сомнения, потому что зачатие доказывает покушение на геносмешение, а геносмешение — уголовно наказуемое тяжкое преступление. Это так же неопровержимо, как то, что гору не сдвинуть ломиком.
Через неделю или дней десять, в зависимости от количества назначенных к слушанию дел, вы предстанете перед судом и получите приговор. До судебного заседания у вас будут беседы с присяжными: социологом, психологом и священником. Полагается еще и четвертый, выбираемый в зависимости от категории обвиняемого, в данном случае — математик. Наша задача — повлиять на мнение присяжных.
— Но, Флексон, какой смысл беспокоиться о мнении присяжных или судьи, если заведомо решено, что я виновен?
— Хороший вопрос. Он показывает, что вы не перестали мыслить. Ответ: мы будем оправдываться с целью добиться снисхождения.
Деклассификация многослойна, как мы говорим в наших законах. Предположим, вы будете стерилизованы и низведены до прола; степень снисхождения может простираться от мягкой постели на Земле до урановых рудников на Плутоне. Так что ставка высока.
В своем плане вашей защиты я предусмотрел два параллельных подхода. Во-первых, мы представляем все смягчающие вину обстоятельства, которые нам удастся выявить, чтобы умерить строгость решения суда. Во-вторых, и это более важно, я намерен создать в глазах присяжных настолько благоприятное впечатление о вас, что они сами будут просить судью о снисхождении к вам.
Прежде всего я хотел бы задать вам несколько вопросов, один из которых относится к области курьезов, но вместе с тем и вселяет надежду, что ответ на него может оказаться очень важным: почему, черт возьми, вы не пользовались противозачаточными?
Отвечая, Халдейн, захваченный темпом речи своего адвоката, быстро подытожил события, связанные с похоронами отца:
— Мы еще не успели подготовиться, — оправдывался он, запинаясь.
— Хорошо! — Казалось, голос Флексона потрескивал от возбуждения — Такой ответ важен. Вы были охвачены горем. Вы обратились к девушке за утешением. В этом не было умысла нарушить государственные генетические законы. Согласно показаниям вашего товарища по общежитию, Малколма, вы встретились с девушкой на похоронах. Поскольку она присутствовала на траурной мессе по вашему отцу, она любила его. Значит, вы оба обратились друг к другу, ища поддержки и утешения в терзавшей вас огромной скорби.
— Флексон, мне не доставляет удовольствия бросаться замечаниями, идущими вразрез с вашим подходом, но все было совершенно не так. Я находился в состоянии шока после смерти отца, и Хиликс исходила скорее из необходимости поддержать меня, чем скорбела вместе со мной.
— Правдивость описания событий не является неотъемлемым качеством самих событий, потому что отражает точку зрения очевидца. Вы говорите, что побудительным мотивом ее поведения было участие к вам, а не разделяемое с вами горе. Я же делаю вывод, что побуждение вызвано событием, которое было внешним для вас обоих. Моя точка зрения является правильной с позиций судебного разбирательства. Мы хотим запечатлеть сцену, на которой происходили действия, естественным образом приведшие к зачатию, — объяснял Флексон. — Мы играем на некоем возникшем у вас притяжении друг к другу, потому что сила этого притяжения является мерой вашего примитивизма. Мы намерены представить это как секс в чистом виде.