Указывая на график, Брандт продолжал;
— Если вы, ваша честь, пожелаете обратить внимание, то заметите, что график подразделяется на три временных периода; 1967, 1968 и 1969 годы. За периоды 1967 года, когда он был первокурсником, и 1968 года, второго года его пребывания в университете, ответчик единолично поднял рейтинг целиком всей своей категории на 0,08 процента. Далее, ваша честь, обратите внимание на то, что обе линии, и фиолетовая инженеров-механиков, и голубая его группы равных, но без него, продолжаются за март месяц текущего года, тогда как красная линия Халдейна IV обрывается 5 сентября 1969 года, то есть точно в день его случайной встречи с тогда еще девственной и сверхкатегорийной студенткой Хиликс, содержащейся в настоящее время под стражей, и состояние которой, беременность, подтверждается вещественным доказательством В, подшитым к делу секретариатом…
— Он вас подвешивает им на растерзание, — простонал Флексон.
Халдейн знал, что он подвешен Брандт молол вздор, заняв придаточными предложениями львиную долю получасового выступления, чтобы выявить такие внутренние импульсы, которые было бы невозможно сублимировать в создании компьютера какой угодно сложности, но которые необходимо было расходовать в развлечениях с Хиликс.
Затем Франц вызвал для дачи показаний Герлика.
Хотя у него и не было с собой никакого демонстрационного реквизита, старик с трудом добрался до свидетельской трибуны, но преодолел всю дистанцию без посторонней помощи. Когда он заговорил, по-детски высокий дискант казался каким-то свистом перед микрофоном, но голос доносился отчетливо.
— Успокоив мозг юноши простым вопросом об отце, которого я немного знал по профессиональным взаимоотношениям, я стал зондировать его глубинные залежи.
Судья, если вы посмотрите седьмую строку на странице 83 этого заключения присяжных, то найдете, какое именно замечание сделал юноша: «Я, быть может, плохой пророк, но на следующем шаге пробьют световой барьер».
Человек, память которого настолько слаба, что он посылает поклоны давно умершему, на память цитировал, точно указывая строку названной им страницы заключения присяжных.
— Ни один на сотню тысяч не мог бы сказать «световой барьер». Это как раз то, что далеко не общеизвестно, но именно то, о чем говорил Фэрвезер, и этот молодой жеребец об этом знает. Обычно используется термин «временной барьер», потому что так это называется в Теории Одновременности, но фэрвезерова механика утверждает, что время и свет для теоретических целей суть одно и то же явление, происходящее в разных средах.
Так что, судья, я могу говорить без опасения быть пойманным на слове, потому что мой язык — не тот, на котором говорят в вашем мире, и если вы, оказавшись в вашем мире, перескажете то, что говорю я, вас не поймут и поэтому не вспомнят обо мне; но я говорю вам, ваша честь, на уме у этого мальчишки отрицательный свет, а вы не в состоянии мыслить в нечеловеческих понятиях, не обладая внечеловеческими концептуальными способностями. Это означает, что он — такой же выдающийся мыслитель, как и я, и это мне не нравится!
Теперь я обращаюсь к нему, и он знает, о чем я говорю, потому что для него тот факт, что отрицательный свет есть лишь иное название для понятия отрицательного времени, является непреложным, и если Фэрвезер был прав, то прав и он.
Отсюда следует, что этот мальчишка — грешник. Что еще хуже, он — теоретик-прагматик! Он намекал мне, что хочет получить койку на одном из кораблей Тартара. Не работы ищет этот простак. Он хочет иметь лабораторию.
По моим наблюдениям, ваша честь, такие грешники не раскаиваются в грехах, прося отеческого помилования. Они раскаиваются, лишь будучи схвачены. Это притворные угрызения совести!
Этот парень тоже ни в чем не раскаивается Он намеревается провести небольшую коррекцию допущенной им ошибки. Он собирается попробовать снова. Он знает, что я имею в виду!
Халдейн знал это слишком хорошо. Необозримая и хранимая им в тайне идея, которая осенила его спокойный оледенелый ум, обещая освобождение, была приколота кнопками к демонстрационной доске старика.
— А в разговоре с Брандтом, страница 76, строка 22, он сказал: «Я не Фэрвезер, я не буду строить вашего папу».
— Я думал, эти разговоры не подлежат огласке, — прошептал Халдейн.
— Так оно и есть. Они не фиксируются монитором. Даже сейчас он не имеет права зачитывать их вслух. Но он цитирует по памяти.
Старик говорил бессвязно:
— Вы бы не стали подобным образом высказываться о государственном герое, если бы не чувствовали себя ему равным…