Демократия, как известно, слово греческое и обозначает "власть народа" Демократия противопоставлялась Тирании, то есть власти одного. Переходя из века i век, слово Демократия сохраняло свое основное значение и вместе с тем обрастал! добавочными понятиями. К началу XX века под демократией стал подразумевать^ строй, неотъемлемая часть которого свобода. Свобода всяческая, личная i политическая. Свобода жить, как хочешь; свобода избрания профессии; свобод, передвижения; свобода религии; свобода науки; свобода мнения; свобода всячески: союзов и собраний; свобода основать политическую партию; свобода выборов; свобод; ставить Власть, какую народу угодно, и свобода критиковать уже поставленную власть
Диктатура слово латинское. В Риме в такие времена, когда требовалос единовластие, избирали диктатора, которому вручалась вся полнота власти. При это; на время упразднялся Сенат, то есть коллектив, который в мирное время прави. государством. Как и слово Демократия, понятие Диктатура обросло некой кожек платьем, прикрывавшим его голое римское значение. К нашему времени Диктатур; стала противополагаться Демократии и обозначает порядок, при котором отменяютс: или приостанавливаются гражданские свободы.
Таким образом, Демократия и Диктатура несовместимы, как вода и пламень.
Так как Советская власть желает быть одновременно Демократией и Диктатурой то из этой основной двойственности и происходят разные неувязки, одна из которых — положение печати. С одной стороны, "печать свободна" — это закон чист! демократический, а с другой стороны, практикуется неумолимая диктатура цензурь которая не пропустит в печать ни одной строки, для Власти не подходящей.
Вся советская действительность пронизана этими неувязками. На этом бесполезн настаивать, это каждому ясно. Укажу только еще одно яркое явление, Выборы Верховный Совет. Закон о выборах очень демократичен. Все, кроме преступников детей, голосуют. Но в противность демократическим принципам все партии запрещень кроме коммунистической. Почему так? Потому что надо согласить "Демократию" "диктатуру пролетариата". Пролетариат не желает других партий, и все тут! На то он диктатор.
На самом деле диктатуры пролетариата нет. Пролетариат сейчас все, потому чт пролетарий тот, кто живет на зарплату. На зарплату живут и колхозники, которьп получают трудодни, то есть ту же самую зарплату, только несколько по-другом исчисляемую. Но право организоваться в партию имеют только "партийные’ Беспартийные, не имея возможности организовать партию, будучи пролетариями, диктатуре пролетариата, однако, не участвуют.
Поэтому нет диктатуры пролетариата; но есть диктатура коммунистической парти1 единой в стране. При Сталине диктатура пролетариата превратилась в диктатуру е первого секретаря, то есть в единодержавие.
Но это безразлично для данного моего рассуждения. Несомненно следующее: Диктатура в том или ином виде налицо.
Одновременно существует и Демократия в разных советских установлениях. Из комбинаций двух устремлений, плохо согласуемых, получается постройка, про которую в старину сказали бы: смесь французского с нижегородским.
Но эта диковинная комбинация существует и живет. Живет жизнью живой и стремится осуществлять "Опыт Ленина". Пусть живет!
Но нельзя не признать, что двуликость — самое слабое место Советского Союза. Во всяком случае, для западных людей брак диктатуры и демократии до сих пор был очень непонятен. С пришествием к власти де Голля во Франции, быть может, французы начнут лучше разбираться в этом. Де Голль идет к диктатуре, но не отрекается от демократии. Мне кажется, он воспитан в древних римских понятиях. Единодержавие нужно отечеству в трудные времена, когда нельзя себе позволить роскошь народовластия.
Но вернемся к Советскому строю.
Мне очень понятны идейные и дисциплинированные коммунисты, которых иногда называют до конца сознательными.
Это могут быть люди весьма свободолюбивые. Но они сознательно отрекаются от свободы во имя цели еще более высокой. Отзвуки этого миросозерцания можно найти еще у Лермонтова. Поэт, создавший образы демонического Печорина и Демона, Печорина, напоминающего двух героев времени, нашего и не нашего, но одинаково вольнолюбивых, этот поэт написал:
— Пускай я раб, я раб Царя Вселенной!
Другими словами, Лермонтов соглашается на рабство во имя Вселенскости.
Такие Лермонтовы вольнолюбивые коммунисты. Им, должно быть, иногда приходится очень трудно. Но они пересиливают свою природу, требующую свободы, ради идеи коммунизма, ими овладевшей.