Такая организация, пользующаяся всеобщей симпатией, заняла место рядом с тирренийскими институтами, но сокрушить их не смогла. Слишком сильна была связь военных и жрецов с законодателями. К тому же этот натиск продолжался недостаточно долго, чтоб отобрать власть у благородных рас. Возможно, этого удалось бы добиться посредством грубого насилия. Но, очевидно, враги не хотели использовать такое средство против людей, которым жречество придало священный характер. Активное общество больше всего не терпит безбожности и дольше всего избегает богохульства.
Сервий Туллий и его сторонники, не имея достаточных сил для полной победы над этрусской знатью, удовлетворились тем, что рядом со старым воинским кодексом установили новый, предоставив другим расенским городам самостоятельно продвигаться дальше в этом направлении. Этим надеждам не суждено было сбыться. Вскоре либеральная оппозиция в Этрурии, разбитая аристократической партией, вынуждена была смириться. Вольсиний был взят штурмом, а один из самых видных вождей бунтовщиков, Келий, бежал в поисках убежища для себя и самых преданных своих соратников. Этим убежищем мог быть только этрусский город, который после Вольсиния проявил больше преданности делу революции и был расположен в глуши, на другом берегу Тибра, откуда было легче проповедовать и осуществлять доктрины. Итак, в Риме укрылись Мастарна и его люди, и город, приютив изгнанников, расширил свои границы и превратился в укрепленный лагерь, открытый для всех, кто искал себе родину и отрицал всякую национальную принадлежность.
Но появление Мастарны в не меньшей степени, чем реформа Сервия Туллия 13, вызвало недовольство победившей реакции. Лукумоны не хотели, чтобы город, призванный открыть им путь в юго-западную Италию, стал крепостью их внутренних врагов. Знать Тарквиния решила задушить мятежный дух в его последнем прибежище. Они были корифеями партии, которая основала цивилизацию и создала национальную славу, и они оставались самыми чистыми представителями и самыми рьяными поборниками своего этноса. Благодаря постоянным связям с Грецией и Малой Азией они превзошли остальных этрусков богатством и культурой. Им предстояло завершить примирение и уничтожить дело уравнителей колонии за Тибром. Им это удалось. Система Сервия Туллия была свергнута, старый режим восстановлен. Сабинянская партия в сенате и смешанное население, составлявшее плебс, вернулись в пассивное состояние, в котором его всегда хотели видеть этруски 14, и тарквинийцы провозгласили себя верховными арбитрами и вершителями восстановленного правления. Так пришел конец последнему оплоту либерализма 15.
Мы мало знаем о последующей борьбе этой партии на остальной расенской территории. Однако очевидно, что она подняла голову после периода упадка. Этнические причины, которые обусловили появление этой партии, становились все более определяющими по мере того, как покоренные расы завоевывали новые позиции и постепенно подавляли тирренийскую кровь. Тем не менее, поскольку расенская раса не играла большой роли в национальном составе, потребовалось бы много времени для того, чтобы осуществился эгалитаризм, даже при наличии покоренных племен-умбрийцев, самнитов и других. Таким образом, в древних городах аристократическое сопротивление имело все шансы продолжаться неопределенное время16.
Но в Риме мы видим обратное. Кроме того, что этрусская знать, уроженцы города, даже при поддержке тарквинийцев составляла меньшинство, против них было население, которое стояло бесконечно выше расенского плебса. Революционные идеи продолжали победное шествие, опираясь на идеи независимости, и Рим шел к неизбежному свержению ига. Если бы Популония, Пиза или любой другой этрусский город, глубоко пропитанные не только тирренийской, но и расенской кровью, одержали победу над аристократическими принципами, тогда любой из этих победивших городов ограничился бы изменением внутреннего политического устройства, а в остальном сохранил бы верность своей расе, общей родине и этрусскому миру.
Что касается Рима, у него не было никаких оснований останавливаться на этом. В объятия либеральной партии его толкали те же причины, которые заставили жителей осуществлять либеральные идеи и сделаться оплотом революции; эти причины в силу своей весомости вели его далеко за пределы простой политической реформы. Если он не признал власть ларсов и лукумонов, то прежде всего потому, что те, имея больше прав считать себя его основателями, воспитателями, хозяевами, благодетелями17, не имели права считаться римскими согражданами. С самых первых дней он видел большую пользу и даже необходимость в их поддержке, однако кровь римлян не смешалась с их кровью, их идеи не стали достоянием Рима, их интересы не были его интересами. В сущности он был сабинянским или сикулийским, он был эллинизированным, кроме того, он был географически отделен от Этрурии, т. е. чужим для нее, поэтому реакция тиррений-цев имела здесь более кратковременный успех, чем в остальных по-настоящему этрусских городах, поэтому после свержения тирренийской аристократии следовало ожидать, что в Риме начнутся такие события, каких не предполагали либералы Этрурии. Скоро мы увидим, как эмансипированный город вернулся к либеральным теориям, к истокам своей независимости, и аристократия восстановила в полном объеме свои права и привилегии. Впрочем, революции полны такими неожиданными событиями.
Таким образом, Рим после владычества тарквиний-цев сумел подняться с колен 18. Римляне изгнали их вместе с сенатом, который был с ними заодно. С тех пор тирренийский элемент начал постепенно исчезать из своей колонии, и от него осталось лишь моральное влияние. Рим перестал быть орудием этрусской политики, стремящейся уничтожить независимость остальных италийских народов. Наступил период, когда городу предстояло жить самостоятельно. Отныне его отношения с основателями будут служить его величию и славе, о которых в ту эпоху никто и не подозревал.
1) На этрусских картинах эти тирренийцы явно принадлежат к белому типу. Они были похожи на кельтов и греков, и это сходство тем более знаменательно, что с ними смешались древние расены, относящиеся к финскому типу.
2) Возможно, этот самый яркий их талант объясняет их имя «тирренийцы», корень которого следует искать в слове «turs», т. е «укрепление» и происходит от "tur" или "ton", т. е. «возвышенность», «гора».
3) Это слово не из этрусского языка. Его заимствовали из кельтского либо
сами тирренийцы, либо оно пришло к ним через расенов и италийских ким-
рийцев
4) Тарквиний стоял на скалах у моря, но не был приморским городом-
портом, последним служило селение Гравискэ Еще долго после краха Эт
рурии он использовался римским флотом, в частности, во время
Второй Пунической войны
5) Тит Ливий полагает, что дом Тарквиния имеет эллинское происхождение Существуют многочисленные следы ассирийского влияния в вазах, в настенных росписях и надгробиях, и это влияние могло осуществляться только через эллинов
6) Тирренийцы успешно занимались пиратством и держали флот, способный соперничать с греческими городами. По этой причине массали-оты боялись плавать по западным морям и делали это только под сильной охраной Этрурия заключила с Карфагеном договоры о навигации и торговле, которые действовали еще в эпоху Аристотеля, т. е. через 430 лет после основания Рима.
7) Италийское население боялось, что этруски перейдут реку. На этот
счет существовал договор между латинянами и тирренийцами.
8) Вергилий называл это место «Tuscum Tiberim». Вероятно, близне