— Спокойной ночи, адмирал, — пробормотал он.
8
Университет Гренобля, Франция
10 июня, 17.00
— Добрый день, профессор.
— Здравствуйте, Жак. Новости есть?
— Как обычно, профессор. Да, напоминаю вам, сегодня в полдень состоится заседание факультетского совета.
— Угу. Как там, буря?
— Вероятно. Мадам Фурнье в ярости, ведь ваша кафедра увела у нее две стипендии, а студенты намереваются внести предложение по реформе экзаменов на следующий учебный год.
— Понятно. Постараемся справиться с бурей и выжить. В ближайшие десять минут не соединяйте меня ни с кем: мне нужно проверить почту и просмотреть конспекты перед лекцией.
Мишель Шарье повесил пиджак на вешалку и сел за письменный стол. Через минуту зазвонил телефон.
— Жак, я же сказал: десять минут.
— Но я не мог вас не соединить — сенатор Ларуш, из Парижа.
— Ладно, Жак, вы правильно сделали. Алло? Алло? Это ты, Жорж? Какими судьбами?
— Я, Мишель. И у меня хорошие новости. Руководящий комитет секретариата партии решил выдвинуть твою кандидатуру в парламент на ближайших выборах. Неплохо, да? Ну, ты мне ничего не скажешь?
— Черт, Жорж, а что я должен сказать… Я, черт возьми, не знаю, что сказать… Я не ждал подобного оборота событий… ну… Я счастлив! Более того, прошу тебя поблагодарить всех за доверие… У меня нет слов…
— Как, у человека вроде тебя нет слов? Не смеши меня. Ты должен найти слова. Ты будешь встречаться с людьми, проводить митинги, давать конференции. Ты должен найти слова, обязательно должен их найти!
— Но, Жорж, а университет?
— Да, это важный момент. Видишь ли, мы готовимся заранее, чтобы в нужный момент быть во всеоружии. И в этой связи было бы здорово, если б ты смог стать заведующим кафедрой до начала следующей избирательной кампании. Это будет дополнительный плюс в репутации, а такие вещи не бывают лишними. Мы хотим как следует обыграть высокий интеллектуальный уровень наших кандидатов. Времена, когда мы представляли интересы рабочих, прошли. Конкуренция высока, на политическую арену выходят акулы, и мы не можем позволить себе слишком больших уступок в области идеологии.
— Ну ты и сказал. Это даже не смешно. Кроме того, не думаю, что факультет собирается объявлять конкурс на эту должность.
— Это можно поправить. Мы в меньшинстве, но в определенных кругах достаточно сильны, у нас есть влиятельные друзья.
— Жорж, боюсь, этого недостаточно. Мне нужна — как бы лучше выразиться — более непосредственная поддержка.
— Мы постараемся подумать и об этом тоже, но ты и сам должен поработать: сделать что-то важное, чтобы твои достижения прозвучали и за пределами научного мира, может быть, за границей.
— Понятно. Я… посмотрю, что можно сделать. Дай мне время. Знаешь, вот так, с ходу… Я уже начал одно исследование, но, боюсь, его результаты будут не слишком сенсационными… Мне нужно все обдумать.
— Понимаю, понимаю. Пока не ломай над этим голову. Увидимся, вместе поразмыслим, может, еще кое-кто из друзей поможет. Важно, чтоб ты был готов принять вызов.
— Ну, если дело в этом…
— Вот, молодец, так-то лучше. Об остальном мы подумаем после. Ну, пока. Я приеду на следующей неделе. Следующая неделя тебя устроит?
— Да, конечно. Спасибо. Еще раз спасибо.
Он повесил трубку и откинулся на спинку кресла, глубоко вздохнув. Боже мой, Мишель Шарье в один момент станет заведующим кафедрой и депутатом парламента — неплохо, черт возьми. Один из самых молодых и блестящих интеллектуалов Франции, один из самых молодых депутатов — так о нем заговорят, если дело выгорит.
Он протянул руку и взял стоявшую на столе рамку с фотографией красивой белокурой девушки, солнце играло в ее волосах.
Мирей, коллега, преподаватель истории искусств. Прекрасная аристократка. Одна из самых родовитых семей в городе, Сен-Сир, относившаяся к нему с неприязнью и свысока. Если все будет хорошо, у них больше не окажется причин держать его на расстоянии. Им придется признать, что он — человек достойный, и перестать чинить ему препятствия в отношениях с девушкой. Быть может, они даже смогут пожениться.
Но с другой стороны, он испытывал чувство стыда. Он любит ее, взаимно, но семья против… И вот предприимчивый молодой человек скромного буржуазного происхождения решает взять приступом башню из слоновой кости — одну из самых древних аристократических семей в городе, — при этом не отказываясь от своих прогрессивных принципов… Черт! Сюжет для фельетона. Он сам себе был смешон.
К черту! Мы живем только раз, а жизнь состоит и из общих мест тоже, почему бы нет. Он любит девушку, им хорошо вместе. Это настоящие чувства. А на остальное наплевать. Он постарался справиться с волнением, с тем ажиотажем, что охватывал его всякий раз, как колесо Фортуны поворачивалось к нему благоприятной стороной, с желанием немедленно броситься в самую гущу событий.