Нужно внимательно, без спешки все обдумать. Партия собирается поставить на него как на блестящего и успешного интеллектуала, верного своим политическим и идеологическим принципам, — именно такую характеристику ему намеревались дать, именно так его хотели представить избирателям. Сенатор говорил очень мило и ободряюще, но было очевидно, что именно он, Мишель Шарье, должен совершить прорыв, вытащить из рукава выигрышные карты.
Он поставил фотографию Мирей обратно на стол и взял папку с бумагами, где содержалось обоснование темы его исследования: «Идеологическое значение памятников агоры Эфеса в римскую эпоху»… Не слишком воодушевляет.
Строгая научная работа, оригинальная, с тонкой аргументацией, но рамки весьма скромные. Хороша для того, чтобы обратить на себя внимание на конкурсе, но навряд ли способна его выиграть, тем более поднять шумиху в университете и за его пределами. Здесь ему требовалось инструментальное исследование, кроме того, нужно было сделать вид, что само по себе данное предприятие не содержит противоречия, политика и наука могут жить в целомудренном союзе, проще говоря, политика не будет наносить вред науке.
Позвонить сенатору и послать его куда подальше или же сделать вид, будто все в порядке и постараться сочетать эти две сферы деятельности с наименьшим ущербом? Или сделать попытку, а если в голову не придет ни одной стоящей идеи, отказаться, сославшись на то, что честный интеллектуал не приемлет компромиссов? Лиса и виноград. Вот дерьмо!
Он взял непочатую стопку корреспонденции и начал просматривать. Напрасно: им овладела жажда попробовать себя, принять вызов и победить, и эта жажда наполняла его энергией. Энергией, сумбурно бившей во все направления, подобно тому как бьются в разные стороны мухи, попавшие в бутылку.
«Остановись, успокойся: время еще не настало, ничего еще не решено, пока что это не реальность, а только намерение, да и то непрочное, туманное. Лучше заняться почтой, а потом подумать о лекции».
Каталоги, приглашение на конгресс, экземпляры книг, статьи, напечатанные отдельными изданиями: «О нецензурных выражениях в военном быту в эпоху Империи», «Значение асиндетона в прозе Саллюстия», «Состав цементного раствора, применявшегося при строительстве зданий в эпоху Суллы», «Гипотеза о некромантическом ритуале в одиннадцатой песни „Одиссеи“», «Внутренняя проходимость вала Адриана», «Фаллические метафоры в надписях на метательных снарядах».
Казалось, у коллег, разбросанных по университетам всего мира, не более блестящие идеи, чем его собственные. В дверь постучал служащий:
— Пора, профессор. Студенты вас ждут.
Мишель взял портфель с книгами и конспектами и вошел в аудиторию, но сосредоточиться никак не мог. Он с трудом наговаривал лекцию: где-то в глубине сознания зародилась мысль, но ей требовалась какая-то зацепка, чтобы оформиться, а зацепки не было. Идея смутно наметилась, но ей не за что было ухватиться, чтобы обрести смысл… Однако то была важная идея, он это чувствовал, идея, способная разрешить возникшую ситуацию… Но, черт возьми, проклятие!.. Он спохватился, сообразив, что не закончил фразу, и студенты смотрят на него молча, удивленно.
— Простите, — сказал он, приходя в себя. — Простите, я задумался. Помогите мне, пожалуйста, напомните, о чем я говорил.
— Вы говорили, что из одного из фрагментов Гераклида Понтийского можно сделать вывод о намерении Александра Великого покорить также и Запад, — произнесла девушка в первом ряду, всегда внимательно слушавшая его лекции, не пропускавшая ни одной, из тех, что рано или поздно защищают диссертацию и поступают на должность в университет, чтобы больше никогда оттуда не уходить.
— Спасибо, дорогая. Так вот, все действительно обстоит именно так, как я сказал, но не потому, что Гераклид Понтийский непосредственно рассказывает нам о военных планах Александра. Автор говорит лишь, что Дионис завоевал сначала Индию, а потом Этрурию, то есть сначала самые восточные земли, а потом самые западные земли, согласно представлениям, распространенным в науке того времени, разумеется. А поскольку мы знаем, что Александр в соответствии с полученным образованием и с религиозными верованиями, усвоенными им от матери, Олимпиады, считал себя подражателем бога Диониса, логично будет предположить, что, завоевав Индию, он, как и Дионис, намеревался захватить также и Этрурию, иначе говоря, Италию, то есть Запад. Сила мифа в античности часто превращается в весьма конкретные реальные последствия. Вот. На сегодня все. Еще раз простите меня за случившееся: я немного устал.