— Эй, ты, — произнес он, — да, я к тебе обращаюсь. Вызови своего капитана и скажи ему — нам нужно с ним поговорить, мне и моему другу-французу. Сейчас или никогда. Мы будем ждать его в одном из внутренних залов.
Полицейский, преодолев первоначальное удивление, завел машину и уехал. Он сразу же вызвал по рации капитана Караманлиса и передал ему приглашение молодых людей. Караманлис, получив сообщение во время допроса подозреваемого, попросил своего заместителя подменить себя, сел за руль своего автомобиля и отправился в кафе на улице Стадиу. Солнце опускалось над городом со стороны Пирея в неподвижном облаке пара, в пурпурно-коричневатом сиянии.
Норман и Мишель вошли в один из внутренних залов и сели за столик у большой застекленной двери, выходившей на улицу.
— Мишель, — сказал Норман, — что ты думаешь о послании, найденном на теле моего отца?
— Не знаю, но, кажется, смысл состоит в чем-то вроде: «Ты — человек, привыкший видеть смерть и насилие, но такого зрелища даже ты не выдержал». Тот, кто составил записку, вероятно, знал о работе твоего отца в качестве агента и о его военном прошлом, но хотел упрекнуть его в смерти девушки…
— Элени сопоставляется с Кассандрой?
— Может быть… В любом случае у всех посланий есть кое-что общее…
— Что?
— Все они — слова, произнесенные мертвыми. И в этом тоже, несомненно, состоит суть послания.
— Крепись, — сказал в этот момент Норман, не отрывавший взгляд от улицы, — он идет.
Мишель смертельно побледнел, но сдержал себя. Когда Караманлис сел напротив него, молодой человек посмотрел ему прямо в глаза и без тени дрожи в голосе произнес:
— Кто не умер, встретится снова, капитан Караманлис. Хотите что-нибудь выпить?
Разговор начал Норман, он рассказал, как им удалось установить, из каких текстов взяты посмертные записки, и Караманлис понял, что придется открыть и другие карты, если он хочет знать, что за игру ведут его собеседники. Никто из них не заметил, как в это время у тротуара рядом с кафе припарковался черный «мерседес» с тонированными стеклами, никто не разглядел за ветровым стеклом фотоаппарат, которым их неоднократно сняли, пока они вместе беседовали и пили.
Когда их импровизированное совещание окончилось, Норман, в Сидирокастро получивший лишь часть правды, уже в точности понимал причину смерти своего отца, а Мишель также узнал смысл первого послания, найденного на телах Руссоса и Карагеоргиса. А потом Мишель объяснил Караманлису второе послание, выгравированное на стрелах, пронзивших Влассоса, и, восприняв неловкое молчание капитана как признание, продолжил, полный гнева и негодования:
— Значит, вы позволили сержанту Влассосу совершить подобный чудовищный поступок! Вы негодяй, вас следует запереть в сумасшедшем доме для преступников, чтобы вы до конца дней своих не видели солнечного света. Надеюсь, однажды я стану свидетелем того, как вас раздавят, словно жабу.
Норман вмешался: он не хотел терять контроль над ситуацией:
— Мишель, прошу тебя. Мы здесь не для того.
Караманлис, казалось, полностью признал свою вину.
— Я не хотел, чтобы до этого дошло, — сказал он нетвердым голосом. — События вышли из-под контроля прежде, чем я смог помешать ему.
— Это нас не касается, — ответил Норман. — Единственная причина, по какой мы попросили вас о встрече, — желание до конца понять содержание посланий, оставленных после убийства моего отца и ваших людей и после покушения на Влассоса: только вы обладаете необходимой информацией. Вы могли бы избежать этой прискорбной встречи, если бы рассказали мне все в Сидирокастро.
За этим последовала мрачная и зловещая тишина. Проходивший мимо официант спросил, не нужно ли им чего-нибудь, но три человека, сидящие за столиком, сосредоточенные и бледные, неподвижные, словно манекены, казалось, находились далеко, как планеты среди огромного ледяного пространства. Официант не получил ответа и удалился, удивленный и едва ли не напуганный.
— Вы сказали, мой отец противился этому преступлению, — снова заговорил Норман, — и попытался ему помешать. Мне не нужна ваша жалость, а он теперь мертв. Скажите мне правду, какой бы мерзкой она ни была.
— Все так и было, как я вам рассказал. Ваш отец чуть не набросился на меня, но Клаудио Сетти, вероятно, заметил его за моей спиной, когда его волокли в камеру, и связал его со всем произошедшим… Я только не могу понять, хотя размышляю об этом денно и нощно, как Клаудио удалось узнать, что это был именно ваш отец, и убить его десять лет спустя в лесу в югославской Македонии. Не знаю, что и думать: иногда мне кажется, мы имеем дело с кем-то другим, разыгравшим всю эту драму так, чтобы мы подумали, будто убийца — человек, которого давно уже нет на свете…