— Полиция, — тихо произнес я. — Трое под прикрытием. Готовится облава.
— Черт! — Бейкер чуть не расплескал свой напиток. — Ты уверен?
— На девяносто семь процентов, — ответил я. — Тот у бара почти наверняка руководитель операции. Двое других — поддержка. Смотрите, как они обмениваются взглядами.
В этот момент агент у бара незаметно кивнул коллегам и посмотрел на часы.
— Выход через пять минут, не позже, — я отодвинул бокал. — И делайте вид, что устали или вам нужно на деловую встречу. Никакой паники.
— Откуда ты… — начал Прайс, но я перебил его:
— Это стандартная схема облавы. Агенты под прикрытием оценивают ситуацию, затем вызывают основную группу. Нам нужно исчезнуть до того, как заблокируют выходы.
Бейкер нервно огляделся:
— Если меня снова арестуют, отец оторвет мне голову.
— Тогда идите. Сейчас же. Скажите у выхода, что вас срочно вызвали по делам фирмы.
— А ты? — спросил Ван Дорен.
— У меня есть незаконченный разговор, — я кивнул в сторону угловой кабинки, где сидел человек, к которому периодически подходили с докладами официанты и охранники.
— Ты хочешь поговорить с Мэдденом? — глаза Ван Дорена расширились. — Ты с ума сошел?
— Возможно, — я улыбнулся. — Но кто-то должен его предупредить. Идите, я встречу вас в офисе завтра.
Когда мои коллеги направились к выходу, я подозвал официанта.
— Мне нужно поговорить с мистером Мэдденом, — сказал я, вложив в ладонь человека двадцатидолларовую купюру. — Скажите ему, что его клуб посетили трое непрошеных гостей из полицейского управления, и они готовят специальный сюрприз.
Официант с сомнением посмотрел на меня, но деньги убедили его. Через минуту он вернулся:
— Мистер Мэдден интересуется, откуда у вас эта информация, сэр?
— Скажите, что я заметил трех мужчин, которые слишком трезвы для гостей Cotton Club, — ответил я. — Один у бара — недопитый бокал за полчаса. Один у оркестра — не снимает пиджак и хранит что-то тяжелое во внутреннем кармане. И один у выхода, проверяющий часы каждые три минуты. Классические признаки готовящейся облавы.
Официант снова удалился и вернулся уже через тридцать секунд:
— Мистер Мэдден просит вас присоединиться к нему.
Я направился к угловой кабинке, отделенной от основного зала тяжелой бархатной занавеской.
Оуни Мэдден оказался сухощавым мужчиной средних лет с внимательными глазами и безупречно ухоженными усами. В его взгляде читались жесткость и интеллект. Редкое сочетание, особенно в криминальном мире.
— Присаживайтесь, мистер…?
— Стерлинг. Уильям Стерлинг.
— Расскажите подробнее о наших нежеланных гостях, — произнес Мэдден, жестом приказывая официанту принести еще один бокал.
— Облава готовится минут через десять, может раньше, — сказал я. — Трое агентов уже внутри. Их задача — оценить ситуацию и дать сигнал основной группе.
В этот момент к Мэддену подошел невысокий мужчина и что-то шепнул ему на ухо.
— Похоже, вы правы, — кивнул Мэдден. — Мои люди снаружи засекли две полицейские машины без опознавательных знаков за углом. — Он изучал меня с новым интересом. — Как вы их заметили?
— Я анализирую информацию. Это моя профессия, — ответил я. — На Уолл-стрит я ищу шаблоны в финансовых данных. Здесь — в поведении людей.
— Уолл-стрит? — Мэдден слегка приподнял бровь. — Не часто встретишь финансиста, способного распознать полицейскую облаву.
— У каждого свое прошлое, — уклончиво ответил я.
По незаметному сигналу Мэддена клуб начал стремительно преображаться. Оркестр Дюка Эллингтона без заминки переключился с горячего джазового номера «Jungle Nights in Harlem» на торжественные аккорды «The Stars and Stripes Forever» Джона Филипа Сузы, а затем плавно перешел к патриотической «America the Beautiful».
Танцовщицы, только что исполнявшие зажигательный «Black Bottom» в откровенных костюмах из золотых блесток и экзотических перьев, мигом изменились до неузнаваемости. Из-за кулис им передали длинные шифоновые накидки пастельных тонов, скромно прикрывающие оголенные плечи и спины.
Короткие юбки из перьев дополнились спускающимися до щиколоток полупрозрачными юбками из органзы. Яркий макияж и вызывающие позы сменились благопристойными улыбками и грациозными движениями.
Хореография мгновенно превратилась из чувственной и провокационной в строго формальную. Вместо откровенных извивающихся движений бедрами и характерных для джазовой эпохи «шиммеров» танцовщицы выстроились в линию.
Они выполняли плавные, почти балетные па с элементами традиционного американского фольклорного танца. Их руки, только что соблазнительно скользившие по телу, теперь благонравно взмахивали в такт патриотической мелодии.