Глаза Хэллоуэя загорелись.
— Клянусь богом, именно то, что я говорю своим геологам! — Он похлопал меня по плечу с неожиданной фамильярностью. — Вы должны будете выпить со мной виски после ланча и рассказать подробнее о своих теориях.
Гонг известил о начале трапезы, и общество организованно двинулось к длинному столу, расставленному в тени огромных зонтов.
Место каждого гостя было определено маленькими карточками, и я с некоторым удивлением обнаружил, что сижу между Констанс Хэллоуэй и элегантной дамой средних лет, которая, как выяснилось из представления, была Элеанор Вандербильт, хозяйкой дома.
Прескотт, сидевший напротив, бросил на меня предупреждающий взгляд, но я лишь едва заметно улыбнулся в ответ. Кто бы ни составлял рассадку, он явно предоставил мне исключительную возможность для полезных знакомств.
Слуги начали подавать первую перемену блюд. Изысканный холодный суп из авокадо с крабовым мясом, гарнированный икрой белуги. Серебряные приборы сверкали в солнечном свете, а хрусталь создавал радужные отблески на скатерти из ирландского льна.
— Итак, мистер Стерлинг, — мелодичным голосом обратилась ко мне Элеанор Вандербильт. — Мой муж говорит, что вы видите в экономике то, что недоступно большинству аналитиков. Это природный дар или результат обучения?
Я почувствовал, как Констанс, сидящая справа от меня, слегка подавила смешок. Очевидно, традиционное светское начало беседы казалось ей скучным.
— Думаю, это комбинация факторов, миссис Вандербильт, — ответил я. — Мой отец научил меня искать закономерности в, казалось бы, хаотичных данных. Но есть определенное чутье, которое сложно объяснить рационально.
— Интуиция является неотъемлемой частью любого искусства, — задумчиво произнесла Элеанор. — А финансы, несомненно, искусство, а не только наука. Вы интересуетесь другими искусствами, мистер Стерлинг? Музыкой, живописью?
— Боюсь, в этих областях я лишь скромный ценитель, — признался я. — Но должен сказать, ваша коллекция импрессионистов произвела на меня глубокое впечатление.
— О, вы заметили? — В ее глазах появился живой интерес. — Большинство гостей проходят мимо, даже не взглянув. У вас есть любимые художники этого направления?
Пока я поддерживал беседу об искусстве с Элеанор, я ощущал, как Констанс постепенно теряет терпение. Наконец, воспользовавшись паузой, она бесцеремонно вклинилась в разговор:
— Тетя Элли, не могли бы вы поделиться мистером Стерлингом хотя бы на пять минут? Мне отчаянно нужно узнать его мнение об акциях авиационных компаний.
Элеанор Вандербильт улыбнулась с легким оттенком снисходительности:
— Конечно, дорогая. Всегда приятно видеть, что молодые люди интересуются финансами, а не только танцами и скачками.
— О, я интересуюсь и тем, и другим, — с невинным видом ответила Констанс, поворачиваясь ко мне. — Итак, мистер Стерлинг, скажите честно: Curtiss-Wright или Boeing? В какую компанию вы бы вложили деньги прямо сейчас?
Я оценил ее прямолинейность. На самом деле, в долгосрочной перспективе Boeing окажется гораздо более успешной компанией, хотя в ближайшие годы обе переживут тяжелые времена из-за Депрессии.
— Если бы мне пришлось выбирать, я бы предпочел Boeing, — ответил я. — У них более прочная финансовая база и бизнес-модель, менее зависимая от военных заказов.
— Я так и знала! — торжествующе воскликнула Констанс. — Говорила отцу, что Curtiss слишком полагается на почтовые контракты. Это модель прошлого, не будущего.
Глаза сверкали энтузиазмом, делая ее еще привлекательнее.
— Вы действительно разбираетесь в авиации или просто интересуетесь акциями? — спросил я.
— Я пилотирую Curtiss Jenny последние три года. Налетала более двухсот часов. — В ее голосе звучала гордость. — И читаю все технические журналы, какие могу найти. Большинство мужчин умирают от шока, когда я начинаю обсуждать различия между радиальными и рядными двигателями.
— Впечатляюще, — искренне признал я.
— Не поощряйте ее, мистер Стерлинг, — недовольно прокомментировал молодой человек, сидевший напротив. Я узнал в нем Гордона Фишера, наследника промышленной империи и, по словам Прескотта, одного из претендентов на руку Констанс. — В следующий раз она захочет пилотировать трансатлантический рейс или участвовать в воздушной гонке.
— А что в этом плохого? — парировала Констанс. — Амелии Эрхарт это не помешало стать знаменитой.