Она улыбнулась, становясь рядом со мной у мраморного бортика фонтана.
— В такие ночи слишком жаль тратить время на сон. Смотрите, — она указала на небо, — полная луна, ни облачка. В такие ночи я обычно летаю. Но здесь приходится ограничиваться земными прогулками.
Лунный свет играл в ее волосах, подчеркивая тонкие черты лица. Без дневного макияжа и вызывающих нарядов она выглядела почти уязвимой.
— Хотите увидеть мое любимое место в поместье? — вдруг предложила она. — Обещаю, оно стоит небольшого ночного приключения.
— С удовольствием, — отозвался я, игнорируя предостережения Прескотта, звучавшие в голове.
Констанс с легкой улыбкой взяла меня за руку.
— Тогда идемте. Только тихо. Дядя Уильям не одобряет ночные прогулки незамужних девушек в компании малознакомых джентльменов.
Мы двинулись по извилистым дорожкам сада, минуя беседки и фонтаны. Констанс уверенно вела меня, очевидно хорошо зная каждый уголок поместья.
Наконец мы миновали официальную часть сада и вышли на узкую тропинку, спускающуюся по пологому склону.
— Осторожнее здесь, — предупредила она, крепче сжимая мою руку. — Тропинка довольно крутая.
Спустившись по склону, мы оказались на небольшом частном пляже. Полумесяц берега обрамляла невысокая каменная стена, защищающая от ветра.
В центре располагалась изящная мраморная беседка, напоминающая античный храм, колонны которой отражались в спокойной воде залива.
— Вот мы и пришли, — тихо сказала Констанс. — Лунный сад. Так его называла моя мать.
— Это великолепно, — искренне восхитился я.
Мраморная беседка словно парила над водой, соединенная с берегом узким мостиком. Вокруг росли белые цветы, раскрывающиеся только ночью, их аромат наполнял воздух сладковатым благоуханием.
— Моя мать дружила с тетей Элеанор с юности, — продолжила Констанс, направляясь к беседке. — Я провела много летних сезонов здесь, еще до того, как отец построил наше собственное поместье. Этот пляж и беседку я всегда считала своим тайным убежищем.
Мы вошли в беседку и сели на мраморную скамью. Отсюда открывался захватывающий вид на залив и звездное небо, сливающиеся на горизонте в единое сверкающее полотно.
— Вы когда-нибудь чувствовали себя чужим среди своих, мистер Стерлинг? — вдруг спросила Констанс, глядя на воду.
Вопрос застал меня врасплох своей проницательностью.
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что я вижу это в ваших глазах, — она повернулась ко мне. — Все эти люди в доме, они говорят о акциях, дивидендах, светских сплетнях… А вы смотрите на них словно исследователь на странное племя с неизвестными обычаями. Вы среди них, но не с ними.
Я невольно улыбнулся. Проницательность этой девушки была поразительной.
Конечно, она не могла знать истинной причины моей отстраненности, но ощущение уловила безошибочно.
— А вы? — спросил я вместо ответа. — Вы тоже чувствуете себя чужой?
Она слегка пожала плечами, обхватив руками колени.
— Моего отца называют «нефтяным королем Техаса». Его состояние открывает любые двери, но за ними я всегда остаюсь «дочерью нувориша». Моя мать умерла, когда мне было шестнадцать. Отец любит меня, но не понимает. Он хочет, чтобы я стала «настоящей леди» и вышла замуж за кого-нибудь вроде этого невыносимого Гордона Фишера. — Она произнесла это имя с таким отвращением, что я не смог сдержать улыбку.
— А чего хотите вы?
— Летать, — просто ответила она. — Подняться выше облаков, где нет ни светских условностей, ни ожиданий семьи, ни назойливых поклонников. Только небо, солнце и свобода. — Она повернулась ко мне с внезапной серьезностью. — Они все считают это причудой, блажью. Даже отец говорит, что однажды я остепенюсь и забуду свои «опасные увлечения». Но это не увлечение, это моя сущность…
Я смотрел на эту удивительную девушку, так не соответствующую своему времени, и чувствовал странную смесь восхищения и грусти. В моей эпохе Констанс могла бы стать пилотом истребителя или астронавтом, а здесь ее ждало, в лучшем случае, место в истории как эксцентричной богатой наследницы.
— Я верю, что вы добьетесь своего, — искренне сказал я. — Мир меняется быстрее, чем многие готовы признать.
— Вы правда так думаете? — в ее глазах появилась надежда. — Иногда мне кажется, что все эти условности никогда не изменятся. Женщины наконец получили право голосовать, но общество все еще ожидает, что наша жизнь будет вращаться вокруг мужа и детей.
— История движется вперед, даже когда кажется, что она стоит на месте, — ответил я, думая о головокружительных изменениях, которые произойдут в течение следующего столетия. — Многое из того, что сегодня кажется незыблемым, через двадцать лет будет восприниматься как устаревший предрассудок.