Среди толпы встречающих я заметил знакомую фигуру. Патрик О’Мэлли стоял у информационного киоска, одетый в темно-серый костюм и черное пальто, его орлиный профиль легко узнавался даже в вечернем полумраке. При виде меня он двинулся навстречу, но не торопливо, как обычно, а медленно, словно нес плохие новости.
— Босс, — произнес он достаточно громко, чтобы слышали случайные прохожие, — как дела в Пенсильвании? Удалось договориться с финансистами?
Я покачал головой, делая вид, что едва сдерживаю отчаяние:
— Все отказались, Патрик. Все до единого. Никто не хочет связываться с банком, который находится под следствием федеральных властей.
О’Мэлли взял у меня чемодан, его лицо выражало сочувствие и тревогу, он был прирожденным актером:
— Может быть, стоит попробовать европейцев? Швейцарцы, англичане?
— Бесполезно, — ответил я, пропуская вперед семью с детьми, направляющуюся к выходу. — Новости о наших проблемах с самого начала дошли до Лондона. Все международные партнеры прекратили сотрудничество до выяснения обстоятельств.
Мы медленно двигались через главный зал вокзала в направлении выхода на Сорок вторую улицу. Вокруг нас кипела обычная вечерняя суета: пассажиры тащили багаж, носильщики в белых куртках катили тележки с чемоданами, продавцы газет выкрикивали заголовки, а в ресторане «Ойстер-Бар» официанты разносили устрицы и шампанское.
— Босс, — О’Мэлли понизил голос, но не настолько, чтобы наш разговор выглядел конспиративным, — а что с канадскими банками? Неужели никто не согласился?
Я остановился у газетного киоска, покупая вечерний выпуск «Evening World», и ответил с горечью в голосе:
— Royal Bank of Canada даже не захотел меня выслушать до конца. Сказали, что их репутация важнее любых денег. А Imperial Bank вообще отказался от встречи, как только узнал, кто я такой.
Продавец газет, худой мужчина в кепке и потертом свитере, протянул мне сдачу со словами:
— Неважные новости сегодня, мистер. Биржа снова падает, банки закрываются. Тяжелые времена.
— Тяжелые, — согласился я, пряча газету под мышку. — Очень тяжелые.
Мы вышли на Сорок вторую улицу, где нас встретил вечерний мартовский воздух с примесью выхлопных газов и запахов уличной еды. Неоновые вывески ресторанов и театров уже зажглись, отбрасывая цветные блики на мокрый асфальт. Автомобили, конные экипажи и редкие автобусы создавали привычную какофонию городского движения.
— Значит, все кончено, Патрик, — сказал я, останавливаясь у тротуара в ожидании такси. Мою собственную машину Packard Мартинс в конспиративных целях увез к офису на Уолл-стрит. — Завтра утром подпишу документы о капитуляции. Continental Trust выиграл эту войну.
О’Мэлли поднял руку, подзывая такси, черный «Форд» модели А с шашечками на дверцах. Когда автомобиль подъехал к тротуару, он наклонился к окну, чтобы назвать адрес водителю, и воспользовался этим моментом, чтобы незаметно передать мне сложенный листок бумаги.
— Гринвич-авеню, 47, — громко сказал он водителю, седому мужчине в кожаной куртке. — Через Бродвей.
Я машинально сунул записку в карман пальто, не глядя на нее. Все движения должны были выглядеть естественно для возможных наблюдателей. В толпе прохожих вполне могли быть агенты Continental Trust, следящие за моим возвращением.
Водитель включил счетчик, механическое устройство с крупными цифрами на желтом циферблате, и тронулся с места. Через окно я наблюдал, как мимо проплывают витрины магазинов, рекламные щиты, фасады отелей и ресторанов. Обычная картина вечернего Манхэттена.
— Патрик, — сказал я, глядя в окно, — свяжись с Бейкером. Пусть подготовит все документы для передачи банка. Акты инвентаризации, списки клиентов, договоры аренды. Continental Trust должен получить полную картину наших активов.
— Все подготовить, босс? — уточнил О’Мэлли. — Даже секретные счета?
— Все, — подтвердил я. — Пусть знают, что мы полностью открываем карты. Ни одной тайны, ни одного скрытого актива.
Такси свернуло на Бродвей, где горели огни театров и ресторанов. Рекламные щиты «Кока-колы» и «Камел» освещали улицу яркими неоновыми сполохами. Прохожие торопились по тротуарам, кто-то направлялся в театры на вечерние спектакли, кто-то в рестораны или домой после рабочего дня.
— А что с персоналом? — спросил О’Мэлли. — Люди волнуются за свои места.
— Скажи всем, что Continental Trust пообещал сохранить лучших сотрудников, — ответил я. — Пусть не волнуются. Этот кошмар скоро закончится.