— От министра финансов Меллона, — ответил Уилмер. — И от генерального прокурора Митчелла. Только они могут авторизовать агента такого уровня.
Я достал из кармана золотые карманные часы:
— Сколько времени потребуется для получения санкций?
— Сорок восемь часов, — сказал Айвс. — При условии, что вы предоставите образцы информации, доказывающие серьезность ваших возможностей.
— Образцы у меня есть, — заверил я. — Финансовые отчеты трех крупнейших семей Нью-Йорка, схемы их инвестиций в легальный бизнес, списки подкупленных судей и полицейских.
Уилмер присвистнул:
— Если это правда, то мы сможем разгромить организованную преступность по всему Восточному побережью.
— Это правда, — подтвердил я. — Но есть одно условие. Операция против мафии должна произойти уже после уничтожения Continental Trust. Сначала мы добиваем главного врага, потом разбираемся с остальными.
Айвс кивнул:
— Логично. Мафия никуда не денется, а Continental Trust может укрепить позиции, если мы дадим им передышку.
— Тогда у нас есть план, — сказал я. — Завтра вечером я встречаюсь с представителями Антимонопольного отдела. Послезавтра окончательные переговоры с Continental Trust о капитуляции. А через три дня начинается операция по их уничтожению.
Уилмер собрал документы в папку:
— Мистер Стерлинг, вы понимаете, что идете ва-банк? Если что-то пойдет не так, вы станете врагом и для Continental Trust, и для мафии, и для правительства.
— Понимаю, — ответил я. — Но некоторые битвы стоят любого риска.
Айвс протянул мне визитную карточку, обычную, без указания ведомства:
— Номер для экстренной связи. Круглосуточно. Если почувствуете угрозу — немедленно звоните.
Я запомнил номер и вернул карточку:
— Джентльмены, через неделю Continental Trust перестанет существовать. А через месяц мы начнем разбираться с мафией.
— Дай бог, мистер Стерлинг, — сказал Уилмер. — Дай бог, чтобы вы были правы.
Мы пожали друг другу руки, на этот раз как партнеры в самой амбициозной операции против организованной преступности и финансовой коррупции в истории Америки.
Поздно вечером, окольными путями, загримированный, я прибыл в свой особняк.
Половина первого ночи. Я поднимался по лестнице на второй этаж, на Парк-авеню, ощущая странную двойственность. С одной стороны, усталость от долгого дня и напряженных переговоров, с другой, внутреннее возбуждение от осознания того, что план мести наконец обретает реальные очертания.
Прислуга уже легла спать. Только охрана дежурила по периметру.
Спальня встретила меня привычной тишиной. Я включил настольную лампу в гостиной, налил себе виски и сел в кожаное кресло у камина.
В отблесках углей, тлеющих в очаге, я репетировал завтрашний спектакль. Роль сломленного банкира, готового к капитуляции.
Роль требовала полного погружения. Завтра все, от швейцара до старших клерков, должны видеть человека, раздавленного поражением. Малейшая фальшь могла выдать мои истинные намерения и предупредить Continental Trust о готовящемся ударе.
Утром я вошел в здание Merchants Farmers Bank с видом человека, несущего тяжелейший груз. Плечи опущены, взгляд потухший, движения медленные и неуверенные. Даже походка стала другой, не энергичная поступь успешного финансиста, а усталое передвижение человека, потерпевшего крах.
— Доброе утро, мистер Стерлинг, — поприветствовал меня швейцар, седовласый ирландец, работавший в банке уже двадцать лет.
— Доброе ли? — ответил я с горькой усмешкой. — Боюсь, для нашего банка это непозволительная роскошь.
Старик сочувственно покачал головой. Слухи о финансовых проблемах банка уже просочились к персоналу, создавая атмосферу тревоги и неопределенности.
В главном зале я наблюдал печальную картину. Обычная утренняя активность заметно снижена.
Меньше клиентов, больше пустых окошек касс. Сотрудники переговаривались приглушенными голосами, бросая на меня взгляды, полные сочувствия и беспокойства за собственное будущее.
— Мистер Стерлинг, — ко мне подошел Томас Эллиотт, управляющий банком, — как прошли переговоры?
— Безрезультатно, Томас, — ответил я, качая головой. — Наши партнеры не хотят связываться с банком, находящимся под федеральным следствием. Репутационные риски слишком велики.
Эллиотт сочувственно нахмурился:
— А европейские партнеры?