— А что будет с нами, мистер Стерлинг? С нашими рабочими местами? Люди очень волнуются.
— Не волнуйтесь, — заверил я, стараясь придать голосу уставшую доброту. — Наши конкуренты обещали сохранить хороших сотрудников. Вы нужны им, у вас отличная репутация среди клиентов.
Поднимаясь по лестнице с чугунными перилами на второй этаж, я встретил двух младших клерков, Томми Флэннигана и Сэма Коэна, которые шептались в углу между этажами. Увидев меня, они замолкли и почтительно поздоровались, сняв шляпы.
По их напряженным лицам было видно, что банковские сплетни работают эффективнее любых газет, разнося новости о надвигающейся катастрофе по всем уровням служебной иерархии.
— Добрый вечер, господа, — кивнул я им, продолжая подниматься. — Не задерживайтесь слишком поздно. Завтра будет трудный день.
В коридоре второго этажа пахло воском для полировки деревянных панелей и легким ароматом табака из кабинетов старших сотрудников.
Мой кабинет встретил привычной тишиной и порядком. Секретарша мисс Томпсон, как всегда, аккуратно разложила корреспонденцию на столе и поставила свежие цветы в хрустальную вазу у окна.
Через несколько минут в кабинет вошли О’Мэлли и Бейкер. Патрик, как обычно, безупречно одет.
Темно-синий костюм сидел на его атлетической фигуре как влитой, белоснежная рубашка контрастировала с загорелым лицом, а золотые запонки поблескивали в свете настольной лампы. Бейкер выглядел более скромно, но не менее аккуратно — серый костюм, очки в стальной оправе, кожаный портфель с медными застежками.
Увидев их серьезные лица, я закрыл дверь на ключ и подошел к окну, убедившись, что тяжелые бордовые шторы плотно задернуты. Только после этого позволил себе расслабиться и впервые за весь день улыбнуться.
— Ну что, босс? — спросил О’Мэлли, располагаясь в кожаном кресле напротив стола. — Какие новости?
Я повернулся к ним, ощущая, как напряжение спадает с плеч:
— Джентльмены, у нас есть союзники.
Бейкер наклонился вперед, положив портфель на колени:
— Кто именно, Уильям?
— Пока что не могу сказать, — ответил я, садясь за стол и открывая хрустальный графин с водой. — Но они уже больше года ведут расследование против Continental Trust. Наша информация недостающее звено в их деле.
О’Мэлли присвистнул, что было для него редкостью:
— Серьезная артиллерия. А что они предлагают взамен?
— Полную защиту от всех федеральных обвинений и скоординированную атаку на Continental Trust по всем фронтам, — объяснил я, наливая воду в стакан.
Я рассказал им только это. Некоторые секреты должны остаться только моими, по крайней мере до окончания всех операций.
— Когда начнется наступление? — спросил Бейкер, доставая из портфеля блокнот в кожаном переплете.
— Послезавтра, ровно в шесть утра по восточному времени, — ответил я. — Одновременно в пятнадцати штатах. А завтра мне предстоит разыграть спектакль капитуляции перед Восвортом.
О’Мэлли потер руки, жест, характерный для него в моменты предвкушения хорошей драки:
— Значит, все наше отчаяние последних дней — игра для публики?
— Именно. И очень важно, чтобы эта игра была убедительной до самого конца. Continental Trust не должен заподозрить подвох даже на секунду.
В этот момент в дверь постучали О’Мэлли встал и отпер замок.
В кабинет вошел Джонатан Прескотт, мой бывший партнер по брокерской фирме.
Все такой же элегантный мужчина лет пятидесяти, с тщательно уложенными седеющими волосами и всегда безупречно подогнанным костюмом от лучших портных Лондона. Золотая цепочка карманных часов пересекала жилет из шелка, а на лацкане красовалась булавка с фамильным гербом семьи Прескотт.
— Уильям, — сказал он, оставаясь стоять у двери и не снимая черного пальто с меховым воротником, — решил зайти попрощаться. Завтра утром подписываю документы о выходе из партнерства.
Я встал из-за стола, демонстрируя уважение к человеку, который когда-то открыл мне дорогу в большой бизнес:
— Джонатан, понимаю ваше решение. В сложившихся обстоятельствах это разумный шаг для защиты репутации семейной фирмы.
— Ничего личного, — пожал он плечами, поправляя белые манжеты рубашки. — Но «Прескотт Бразерс» работает на рынке уже сорок лет. Мы не можем рисковать репутацией ради… — он не закончил фразу, но смысл был предельно ясен.