— Мистер Стерлинг, — ко мне подошел Томас Эллиотт, управляющий банком. Его обычно безмятежное лицо выражало тревогу. — Как прошла встреча с Continental Trust?
— Плохо, Томас, — ответил я, тяжело вздохнув. — Очень плохо. Боюсь, нам придется принимать их условия.
Эллиотт побледнел:
— Вы имеете в виду продажу банка? Все-таки этого не избежать?
— Возможно, — я изобразил отчаяние. — Пока рано говорить окончательно, но варианты ограничены. Соберите всех начальников на совещание в два часа. Нужно обсудить возможные изменения.
Поднявшись в свой кабинет, я заперся и включил настольную лампу. За окнами уже начинались мартовские сумерки, хотя было всего половина первого дня. Мрачная погода идеально подходила моему театральному образу.
Маккарти появился через несколько минут, войдя через секретный ход, который знали лишь самые доверенные люди.
— Босс, — сказал он, усаживаясь в кресло напротив моего стола, — в офисе Continental Trust что-то происходит. Мои люди видели, как туда весь день заходят какие-то типы в дорогих костюмах. Не банкиры, а больше похожи на правительственных.
— Федералы? — спросил я, не показывая, что уже знаю об этом.
— Возможно. И еще одно. Сегодня утром к Лучиано приходили посланцы от Марранцано. Передали, что «сицилийские друзья хотят встретиться и обсудить будущие отношения».
Это неожиданно. Сальваторе Марранцано, амбициозный босс, претендующий на роль «capo di tutti capi», главы всех глав американской мафии. Если он лично заинтересовался моими делами, ситуация становится еще сложнее.
— Что ответил Лучиано?
— Сказал, что подумает. Но он просил передать вам, чтобы мы удвоили меры предосторожности. Марранцано не тот человек, с которым стоит играть. Он может ударить в течение недели.
Я кивнул:
— Передайте Лучиано, что я помню о Марранцано. И скажите, что я помню о наших договоренностях. Если он попытается действовать, мы ответим тем же. У меня есть для него несколько сюрпризов.
После ухода Винни я вызвал О’Мэлли и Бейкера. Нужно продолжать спектакль, но теперь уже для моих ближайших соратников.
— Патрик, Чарльз, — сказал я, когда они вошли, — боюсь, у меня плохие новости. Continental Trust не оставил нам выбора.
О’Мэлли нахмурился:
— Босс, вы не собираетесь сдаваться?
— Не собираюсь, — ответил я, понизив голос до шепота. — Но они должны думать, что собираюсь. Патрик, завтра вечером нужно провести «случайную» встречу с одним из клерков Continental Trust. В баре «Золотая подкова» на Перл-стрит. Напейтесь вместе с ним и расскажите, как я сегодня рыдал в кабинете после встречи с Восвортом.
— Понял, — кивнул О’Мэлли. — А что насчет наших настоящих планов?
Я подошел к окну и задернул тяжелые портьеры. Затем достал из потайного отделения сейфа несколько документов.
— Чарльз, завтра утром вы поедете в Филадельфию. В Bank of Pennsylvania есть человек, который работает на нас, Джеймс Холлоуэй. Передайте ему эти бумаги и скажите, что операция начинается в условленный срок.
Бейкер взял документы, не глядя в них:
— А что это за операция?
— Скоро узнаете. Пока важно только одно. Continental Trust должен считать нас побежденными. Каждый жест, каждое слово должны подтверждать их победу.
В два часа я спустился в главный зал для совещания с сотрудниками. Собралось человек сорок. Заведующие отделами, старшие клерки, ключевые специалисты. Лица у всех мрачные.
— Дамы и господа, — начал я, стоя перед ними, — не буду скрывать, положение банка критическое. Федеральные власти заморозили большую часть наших активов. Европейские партнеры отзывают кредитные линии. Continental Trust предлагает условия, которые…
Я сделал паузу, изобразив внутреннюю борьбу.
— Которые практически означают поглощение нашего банка.
По залу прокатился вздох разочарования. Несколько женщин-клерков вытерли слезы платками.
— Однако, — продолжил я, — я еще не принял окончательного решения. Мы подписали предварительное соглашение, в нем есть оговорки. Возможно, есть альтернативы. Но в любом случае, прошу вас продолжать работать как обычно. Клиенты не должны чувствовать нашей неуверенности.
После совещания ко мне подошла Мэри Коннолли, секретарша, работающая в банке уже пять лет.