Бейкер собрался уходить, но остановился у двери:
— Уильям, а если окажется, что он действительно работает с немцами?
Я откинулся в кресле, размышляя над вопросом. Если Барух предатель, это означало, что человек, которого я считал союзником, с самого начала играл против американских интересов. Если нет, значит, я становлюсь слишком подозрительным даже для финансового мира Нью-Йорка, что тоже тревожный симптом.
— Тогда, Чарльз, нам придется решить, что важнее, старая дружба или национальная безопасность.
После ухода Бейкера я остался наедине с планом, который казался одновременно гениальным и безумным. В мире финансов подобные проверочные операции обычное дело.
Банки постоянно тестируют лояльность сотрудников, подбрасывая ложную информацию и отслеживая утечки. Но проверять таким образом одного из самых влиятельных людей страны равносильно игре с динамитом в пороховом погребе.
Впрочем, как говорил старый Натан Ротшильд: «Время покупать, когда на улицах льется кровь». В моем случае время проверять друзей наступило, когда повсюду чувствовался запах предательства.
Частный клуб «Метрополитен» на Пятой авеню. Место, где американская элита обсуждает судьбы мира за бокалом виски, запрещенного для простых смертных. Именно здесь я решил провести свой маленький театральный спектакль с Барухом в главной роли.
Устроить «случайную» встречу с одним из самых занятых людей Америки оказалось проще, чем ожидалось. Барух, как и большинство финансистов, имел привычку появляться в клубе по четвергам около шести вечера, время священного ритуала обсуждения недельных итогов с коллегами.
Я прибыл на полчаса раньше и занял стратегически важный столик в библиотеке. Тихое место с хорошим обзором, где можно разложить документы и притвориться глубоко погруженным в работу.
Поддельный меморандум военного ведомства лежал среди настоящих бумаг. Выглядел абсолютно органично в компании счетов, деловых писем и финансовых отчетов.
В половине седьмого Барух появился в дверях библиотеки, элегантный как всегда, с тростью из черного дерева и безупречно выглаженным костюмом. Увидев меня, он широко улыбнулся, улыбкой человека, искренне радующегося встрече с другом.
— Уильям! — он подошел к моему столику. — Какая приятная неожиданность. Работаете в столь поздний час?
— Барнард! — я поднялся, протягивая руку. — Пытаюсь разобраться с этой горой бумаг. Правительственные контракты требуют такого количества документооборота, что скоро придется нанимать отдельного клерка только для их обработки.
Барух с интересом взглянул на разложенные передо мной документы. Его глаза на мгновение задержались на бланке военного ведомства, именно то, на что я и рассчитывал.
— Военные заказы? — спросил он, присаживаясь в кресло напротив. — Надеюсь, ничего связанного с той нестабильностью, которая творится в Европе?
— Частично, — ответил я с видом человека, который не хочет вдаваться в подробности. — Правительство проявляет повышенный интерес к нашим промышленным возможностям. Особенно в области авиации.
Это правда, администрация Гувера действительно уделяла внимание развитию авиационной промышленности. Но именно эта полуправда делала мою ложь более убедительной.
— Авиация, говорите? — Барух наклонился вперед с неподдельным интересом. — Интересная отрасль. Будущее принадлежит тем, кто первым овладеет воздушным пространством.
— Абсолютно согласен. — Я небрежно перелистал несколько страниц, позволив ему заметить печать «Конфиденциально» на поддельном меморандуме. — Некоторые разработки просто поражают воображение. Если даже половина из того, что планируется, будет реализована, американская авиация получит решающее преимущество.
Барух кивнул, но я заметил, как его взгляд снова скользнул по документам. Любопытство — слабость даже самых осторожных людей.
— Простите, Барнард, — сказал я, поднимаясь из кресла, — природа зовет. Не присмотрите за бумагами? В клубе, конечно, воровать не принято, но эти документы… скажем так, некоторые правительственные секреты лучше держать под присмотром.
— Разумеется, — ответил Барух. — Идите спокойно.
Я направился к выходу из библиотеки, но задержался в коридоре, прислушиваясь. Через несколько секунд услышал тихий шорох бумаги, звук, который может издать человек, осторожно перелистывающий документы.
В уборной я провел ровно четыре минуты, достаточно, чтобы внимательный человек мог изучить одностраничный меморандум, но недостаточно, чтобы это выглядело подозрительно. Вернувшись, я обнаружил Барруха в той же позе, но с выражением легкой задумчивости на лице.