Маллоу изучил карту расположения сил:
— Для заключения перемирия с Нитти понадобится согласие Комиссии. Лучиано не простит самовольных переговоров с чикагцами.
— Именно поэтому, — ответил я, — через час мы опять встречаемся с боссами. Придется убедить их в правильности новой стратегии.
Бейкер закрыл папку с документами:
— А если Комиссия откажется от переговоров?
Я подошел к окну и посмотрел на пробуждающийся Манхэттен. Первые автомобили уже появились на Парк-авеню, их фары прорезали утренний туман. Где-то внизу торопились на работу банкиры, брокеры, клерки.
— Это плохо, — сказал я, не оборачиваясь, — нам придется принимать решения самостоятельно. Комиссия создавалась для координации действий, а не для коллективного самоубийства.
Телефонный звонок прервал разговор. О’Мэлли снял трубку черного аппарата Western Electric на боковом столике:
— Резиденция мистера Стерлинга… Да, он на месте… Одну минуту.
Он прикрыл трубку рукой:
— Босс, звонит Мейер Лански. Говорит, что срочно нужно встретиться.
Я взял трубку:
— Мейер, доброе утро. Что случилось?
Голос Лански звучал напряженно даже через статические помехи защищенной линии:
— Билл, ситуация критическая. Нитти переманил еще двух наших союзников в Филадельфии. А утром пришли сведения о том, что О’Брайен планирует серию терактов против всех банков, связанных с итальянскими семьями. Ты должен срочно реализовать свой план.
— Понимаю. У меня есть еще одно предложение. Я скоро буду.
Я положил трубку и повернулся к своим людям:
— Господа, время пришло. Либо мы убедим Комиссию в необходимости перемирия, либо начинаем действовать самостоятельно. В любом случае, через несколько часов война перейдет в новую фазу.
Маллоу проверил пистолет Colt под пиджаком:
— Мистер Стерлинг, если переговоры сорвутся, какие у нас варианты?
Я взял пальто и направился к двери:
— Тогда, Шон, нам придется доказать, что финансовые методы ведения войны эффективнее традиционных. Морган хочет показать силу своих европейских связей? Посмотрим, выдержат ли они американский напор.
Лифт опускал нас в подземный гараж, где ждал Packard Eight с бронированными стеклами.
Частная столовая ресторана «Люцерна» на Маскат-стрит представляла собой образец старого нью-йоркского шика. Темные дубовые панели, венецианские зеркала в позолоченных рамах, хрустальная люстра, отбрасывающая мягкие блики на белоснежную скатерть. Это заведение пользовалось репутацией места, где деловые люди обсуждали сделки за превосходным итальянским вином и блюдами, приготовленными поваром из Неаполя.
Массивная дверь из каштана изолировала нас от основного зала, где обедали респектабельные бизнесмены, не подозревающие о том, какого рода «коммерческие вопросы» решаются в соседнем помещении. Четыре высоких окна выходили во внутренний дворик, где журчал небольшой фонтан, дополнительная предосторожность против подслушивания.
Чарли «Счастливчик» Лучиано восседал во главе овального стола красного дерева, его безупречно отглаженный костюм от портного с Пятой авеню контрастировал с едва заметными признаками напряжения в движениях. Знаменитый шрам на правой щеке слегка побледнел, верный признак того, что босс находится в состоянии крайней концентрации.
Альберт Анастасия сидел справа от него, его массивные плечи заполняли пиджак, сшитый по заказу в мастерской на Орчард-стрит. «Безумный Шляпник» методично разламывал хлебную палочку, каждое движение его толстых пальцев выдавало сдерживаемое желание перейти к более радикальным методам решения проблем. Когда он злился, воздух вокруг него, казалось, сгущался.
Слева разместился Фрэнк Костелло, воплощение элегантности преступного мира. Его серебристые волосы аккуратно зачесаны назад, золотые запонки поблескивают на манжетах шелковой рубашки. Как всегда, он неторопливо курил кубинскую сигару.
Мейер Лански занял место у окна, его худощавая фигура почти терялась в массивном кресле. Очки в золотой оправе отражали свет люстры, скрывая выражение глаз, но пальцы его левой руки барабанили по столу, привычка, которую он приобрел за годы сложных финансовых расчетов. Перед ним лежала закрытая кожаная папка с цифрами, которые могли решить судьбу конфликта.
Джо Профачи устроился напротив меня, его широкое лицо выражало мрачную решимость. Контролер бруклинских доков привык мыслить территориями и сферами влияния, а потеря Мэддена означала необходимость пересмотра всей логистической системы импорта канадского виски.