— А банк?
— Паника среди вкладчиков началась еще до открытия. К девяти утра очередь изъять депозиты растянулась на два квартала. Курс наших акций упал на сорок процентов за первый час торгов.
Машина остановилась у служебного входа в мой особняк на Пятой авеню. О’Мэлли и Маллоу выскочила наружу, охранники держали наготове автоматы Thompson. Положение становилось критическим.
В кабинете на письменном столе лежали еще две дюжины газет, все с похожими заголовками. Телефон разрывался от звонков, но я велел никому не отвечать.
— Уильям, — доложил Бейкер, входя в кабинет с подносом кофе. — Звонили из офиса губернатора Рузвельта. Очень настаивали на разговоре с тобой лично.
Франклин Рузвельт. Губернатор Нью-Йорка, демократ с президентскими амбициями. Мы сотрудничали по нескольким проектам, и он всегда считал меня своего рода неофициальным агентом федерального правительства. Сейчас, после публикаций, он наверняка в шоке.
— Соедините меня с резиденцией губернатора, — попросил я.
О’Мэлли кивнул и вышел. Через несколько минут в трубке прозвучал знакомый бодрый голос:
— Уильям! Ради всего святого, что происходит? Я читаю газеты и не верю собственным глазам!
— Доброе утро, господин губернатор. Боюсь, ситуация сложнее, чем кажется.
— Сложнее? — Рузвельт говорил взволнованно, но сдерживался. — Уильям, я всегда считал, что вы работаете в интересах правительства. Ваши банковские программы, социальные проекты, помощь в борьбе с коррупцией — все это выглядело как патриотическая деятельность!
— Так и есть.
— Тогда объясните мне эти публикации! Связи с мафией, взятки политикам, и эти странные записи о будущих событиях… Журналисты пишут, что вы либо мистик, либо участник международного заговора!
Я помолчал, обдумывая, сколько правды можно открыть губернатору. Рузвельт был честным политиком, но в данной ситуации полная откровенность могла навредить.
— Господин губернатор, поверьте мне на слово, эти публикации представляют факты в искаженном свете. Да, мне приходилось взаимодействовать с сомнительными элементами. Но только в интересах национальной безопасности.
— А эти предсказания экономических кризисов?
— Аналитическая работа, не более того. Хороший экономист может прогнозировать тенденции на несколько лет вперед.
Рузвельт вздохнул:
— Уильям, я хочу вам верить. Но после таких публикаций наше сотрудничество становится невозможным. Мне нужно дистанцироваться от этого скандала.
— Понимаю. Не виню вас.
— Если вам нужна помощь… личная помощь, как другу, я постараюсь. Но официально…
— Официально мы незнакомы. Я понимаю.
После разговора с губернатором я откинулся в кресле и еще раз пробежал глазами по газетным статьям. Морган сработал чертовски профессионально.
Бейкер вошел в кабинет с новыми сводками:
— Уильям, ситуация критическая. Федеральная резервная система отозвала лицензию на три наших филиала. Комиссия по ценным бумагам объявила о начале расследования.
Вслед за Бейкером зашел О’Мэлли, бледный, как полотно. Он помолчал, подбирая слова.
— Что там?
— Босс, пришло послание от чикагского Синдиката. Передали, что после публикаций вы стали слишком опасны для всех. Дали сорок восемь часов, чтобы покинуть Нью-Йорк.
Эффект разорвавшейся бомбы, именно так и планировал Морган. Одним ударом он скомпрометировал меня в глазах властей, лишил политической поддержки и настроил против меня преступный мир. Блестящая комбинация, которая должна поставить окончательную точку в нашем противостоянии.
Подпольное казино «Красная луна» в промышленном районе Бруклина работало круглосуточно. В полуподвальном помещении бывшей текстильной фабрики столы для покера и рулетки окружали плотные кольца игроков, а воздух насыщен дымом сигар и запахом виски. Звуки джазовой музыки заглушали разговоры, что делало заведение идеальным местом для конфиденциальных встреч.
Фрэнк Костелло сидел за угловым столиком в дальней части зала, элегантный как всегда в безупречном темно-синем костюме. Его мягкие манеры и вежливая речь контрастировали с грубостью окружающей обстановки. Перед ним лежали утренние газеты, а в руке недокуренная кубинская сигара «Монтекристо».
Напротив Костелло устроился Винс Мангано, посланник Фрэнка Нитти из Чикаго. Коренастый сицилиец с золотыми зубами и шрамом через левую бровь, он прилетел в Нью-Йорк специально для этой встречи. На столе между ними лежала толстая папка с фотографиями и документами.