— Впечатляющее чтение, — сказал Костелло, постукивая пальцем по заголовку «Herald Tribune». — Журналисты сработали профессионально. Половина политического истеблишмента Нью-Йорка теперь дрожит от страха.
Мангано кивнул, затягиваясь дешевой сигаретой «Честерфилд»:
— Мистер Нитти всегда говорил, что этот банкир слишком много знает. Теперь все видят правду. Стерлинг угроза для каждого, кто хоть раз имел с ним дела.
— И что предлагает Чикаго?
— Полное устранение проблемы, — Мангано открыл папку и достал несколько фотографий особняка Стерлинга. — У нас есть планы его дома, распорядок дня, информация об охране. Мистер Нитти готов выделить двадцать лучших стрелков для операции.
Костелло задумчиво посмотрел на фотографии. За годы сотрудничества со Стерлингом он заработал больше денег, чем за предыдущие десять лет традиционного рэкета. Банкир оказался ценным партнером, но теперь стал смертельной опасностью.
— Проблема в том, — медленно проговорил он, — что Стерлинг знает слишком многих наших людей. Если федералы возьмут его живым…
— Именно поэтому мы должны действовать быстро, — перебил Мангано. — Пока он не успел сделать сделку с прокуратурой. Мистер Нитти обещает солидную награду тому, кто решит проблему окончательно.
В это время в другом конце города, в роскошном ресторане «Луиджи» в Ист-Харлеме, проходила аналогичная встреча. Вито Дженовезе, один из самых влиятельных боссов итальянских семей, обедал с Джо Адонисом и обсуждал ту же тему.
— Читал сегодняшние газеты? — спросил Дженовезе, разрезая кусок телятины. — Наш банкир-друг оказался более информированным, чем мы думали.
Адонис, элегантный мужчина средних лет с тщательно выбритым лицом и дорогими золотыми часами на руке, кивнул:
— Список имен в его записной книжке впечатляет. Там упомянута половина нашей организации.
— Что еще хуже, там есть детали финансовых операций, — продолжил Дженовезе. — Суммы, даты, свидетели. Если это попадет к федералам в полном объеме…
— Нас всех посадят в Алькатрас, — закончил Адонис. — Или отправят на электрический стул.
Дженовезе отложил вилку и внимательно посмотрел на собеседника:
— Джо, я знаю, ты дружил со Стерлингом. Но сейчас речь идет о выживании всей организации. Либо он, либо мы.
— Понимаю, дон Вито. Что предлагаете?
— Объединиться с остальными семьями. Профачи, Костелло все должны участвовать. Это не время для личных симпатий.
На другом конце Бруклина, в частном клубе «Палермо», Джузеппе Профачи принимал у себя своих лейтенантов. Атмосфера была напряженной, все понимали серьезность ситуации.
— Стерлинг поставил нас всех под удар, — говорил Профачи, расхаживая по комнате с высокими потолками, украшенными фресками сицилийских пейзажей. — Все это время мы думали, что контролируем его, а оказалось наоборот.
Его помощник, пожилой мужчина с седыми усами и проницательными глазами, качал головой:
— Я всегда говорил, что банкиры опаснее полицейских. Полицейский берет взятку и забывает. А банкир все записывает.
— Что самое опасное, — добавил другой, — он знает не только о наших операциях, но и о планах. В газетах пишут, что у него есть записи о будущих событиях. Это либо мистика, либо он работает на федералов с самого начала.
Профачи остановился у окна, выходящего во внутренний дворик:
— Чикагцы предлагают объединить усилия. Нитти готов выделить людей и деньги. Сто тысяч долларов за голову Стерлинга.
— Живого или мертвого? — уточнил один из помощников.
— Предпочтительно мертвого. Живой Стерлинг — это риск, что он заключит сделку с прокуратурой и сдаст всех.
К вечеру информация о решениях боссов дошла до моего особняка. О’Мэлли докладывал последние сведения от информаторов в полиции и на улицах:
— Босс, ситуация критическая. Все пять семей объединились против нас. Костелло, Дженовезе, Профачи, Гамбино — все подписали смертный приговор.
— Плюс люди Нитти из Чикаго, — добавил Маллоу. — По нашим данным, в город уже прибыло не меньше тридцати профессиональных убийц.
Я стоял у окна кабинета, наблюдая за улицей. На противоположной стороне Пятой авеню стояли две машины с затемненными стеклами, наблюдение велось открыто, без попыток скрыться.
— Сорок восемь часов, — проговорил я. — Именно столько времени дал Нитти, чтобы я покинул город.
— А если не покинете? — спросил О’Мэлли.