Мэдден, тяжело дыша, отряхнул пыль с костюма и достал из кармана еще одну сигарету. Позади него пылал склад номер семнадцать, похороны всей верхушки чикагского Синдиката на Восточном побережье. Черный дым поднимался к октябрьскому небу, а в воздухе пахло горелым деревом и плотью.
Никто не выбрался из горящих руин не вышел никто. Двадцать пять трупов, включая Фрэнка Нитти и всех главных исполнителей чикагской семьи, остались под обломками.
Мэдден кивнул своим людям, они расправились с охраной чикагцев, стоявшей снаружи. Затем сел в припаркованный неподалеку «форд» модели А и завел мотор.
Нужно сообщить Стерлингу об успешном завершении операции. На часах всего семь пятьдесят две.
Проезжая мимо пожарных машин, мчащихся к месту взрыва, Мэдден достал из бардачка фляжку с ирландским виски «Джеймсон» и сделал большой глоток. Месяцы работы под прикрытием, постоянный риск разоблачения, необходимость играть роль предателя — все закончилось одним точным ударом.
Он уже давно договорился об этом ходе «троянским» конем со Стерлингом. Заранее, задолго до того, как Нитти вторая в Нью-Йорк. Мэдден усмехнулся, покачав головой. Гений Стерлинга с самого начала понял опасность вторжения из Чикаго и парень предпринял нужные меры, чтобы внедрить Мэддена в ряды ничего не подозревающих врагов.
Эх, жаль Стерлинг не сицилиец, иначе он наверняка когда-нибудь стал бы боссом всех боссов мафии.
Мэдден остановился у телефонной будки на углу Уотер-стрит и набрал одному ему известный номер. Трубку поднял незнакомый человек
— Чикаго больше не проблема, — сказал Мэдден.
— Отличные новости, друг мой, — ответили на том конце провода.
Мэдден положил трубку и вернулся к машине. Война с чикагским Синдикатом закончилась так же внезапно, как началась.
Вдалеке выли сирены, а столб черного дыма над доками поднимался все выше, словно погребальный костер империи Фрэнка Нитти. Нью-Йорк снова принадлежал местным семьям, а Билл Стерлинг снова доказал, что умеет не только зарабатывать деньги, но и уничтожать врагов с хирургической точностью.
Однако на этом операция не закончилась.
Глава 30
Лавина арестов
Пентхаус Фрэнка Костелло на Парк-авеню, двадцать первый этаж роскошного небоскреба «Дарем-билдинг», представлял собой воплощение элегантности времен процветания.
Персидские ковры стоимостью несколько тысяч долларов каждый покрывали полированный паркет из красного дерева, а хрустальные люстры отбрасывали мягкий свет на старинную мебель французских мастеров. Огромные окна от пола до потолка открывали захватывающий вид на Центральный парк и полуденный Манхэттен, где, несмотря на кризис, охвативший страну, все равно бурлила яркая жизнь.
Костелло сидел во главе длинного стола из полированного ореха в просторной столовой, окруженный самыми доверенными лейтенантами.
Винни Такетти, раненый после недавней перестрелки с гангстерами из Бостона, занимал место справа от босса, его левая рука все еще покоилась в шелковой перевязи. Рядом с ним расположился Карло Гольдони, молодой, но уже влиятельный капитан семьи Костелло, а напротив — Томми Лекко с характерным золотым зубом, блеснувшим в свете люстры.
— Джентльмены, — проговорил Костелло, разрезая серебряным ножом стейк из лучшей говядины, приготовленный личным поваром, — сегодня в Нью-Йорке изменилась расстановка сил. Чикагцы взорваны к чертовой матери, Стерлинг публично разоблачен, а федералы хватаются за головы от скандала. Наступает наше время.
Тишина воцарилась в роскошной столовой, нарушаемая лишь мелодичным звоном хрусталя и тиканьем антикварных часов на камине. Слуги в белых перчатках бесшумно подавали изысканные блюда на фарфоре с золотой каймой, а из серебряного графина лился французский коньяк «Хеннесси» урожая 1895 года.
— Дон Франческо, — осторожно начал Терранова, — а что с другими семьями? Дженовезе, Профачи, Бонанно? Они не станут спокойно смотреть, как мы захватываем их территории.
Костелло усмехнулся, поднимая хрустальный бокал к губам:
— После того, что случилось с Лучиано и Лански, каждый боится за собственную шкуру. Дженовезе уже послал эмиссаров с предложением о мире. Профачи прячется на своей вилле в Статен-Айленде и не высовывается. А старый Бонанно вообще подумывает о возвращении в Сицилию.