Зазвонил телефон. О’Мэлли поднял трубку.
— Резиденция мистера Стерлинга… Да, он здесь… Одну минуту, — он протянул мне трубку. — Мистер Фуллертон. Судя по всему, он очень встревожен.
— Джеймс? — сказал я в трубку.
— Уильям, вы видели газеты? — голос Фуллертона дрожал от тревоги. — Это катастрофа! У нас уже звонят клиенты, требуют объяснений. А «Manufacturers National» только что прислал курьера с требованием досрочного погашения кредита.
— На какую сумму?
— Восемьсот тысяч долларов. Срок — семьдесят два часа.
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Восемьсот тысяч — это значительная часть оборотных средств универмагов.
— Это еще не все, — продолжил Фуллертон. — «Union Bank» и «Seaboard Financial» прислали аналогичные требования. В общей сложности три миллиона двести тысяч долларов.
Цифра ударила, как молния. Три с лишним миллиона за семьдесят два часа, даже при всех моих ресурсах это практически невыполнимо без ликвидации основных активов.
— Понимаю, — сказал я как можно спокойнее. — Не паникуйте, Джеймс. Найдем решение.
— Но Уильям, где мы возьмем такую сумму? И даже если найдем, что помешает им завтра выставить новые требования?
После разговора с Фуллертоном я положил трубку и прошелся по гостиной.
Комната обставлена в стиле ар-деко. Строгие геометрические формы мебели, хромированные детали, картины современных художников на стенах. Все это стоило целое состояние, но сейчас казалось просто декорациями к разворачивающейся драме.
— О’Мэлли, какие новости от наших друзей в Комиссии? — спросил я.
— Вчера встречался с представителем мистера Лански, — ответил ирландец, листая свой блокнот. — Они готовы помочь с убеждением поставщиков, но говорят, что банковская система — это слишком высокий уровень для их методов воздействия.
— То есть?
— Лански сказал, что может поговорить с мелкими торговцами и подрядчиками, но директора крупных банков находятся под защитой федеральных служб. Любое давление на них немедленно привлечет внимание Бюро по расследованиям.
Я кивнул. Лански прав. Мафиозные методы хорошо работали на уровне уличной торговли, но становились контрпродуктивными при столкновении с банковской элитой.
Телефон зазвонил снова. На этот раз звонили из редакции «Tribune».
Журналист хотел получить мой комментарий к утренним публикациям. Я вежливо отказался от интервью, но понял, что информационная война уже проиграна. Морган нанес упреждающий удар, представив мою версию событий как попытку отвлечь внимание от собственных нарушений.
К полудню ситуация стала еще хуже. О’Мэлли принес новые сводки.
Шесть крупных поставщиков Midwest Department Stores получили «дружеские предупреждения» от своих банков о рисках сотрудничества с «политически скомпрометированными партнерами». Даже те, кто был готов работать за предоплату, теперь не могли получить кредитное финансирование для выполнения заказов.
— Босс, — сказал О’Мэлли, получив от секретарши очередную пачку документов, — мне звонил наш человек в «Metropolitan Trust». Говорит, что указание о пересмотре наших кредитных линий пришло не от руководства банка, а от группы крупных акционеров.
— Каких именно акционеров?
— Он не смог назвать имена, но упомянул, что среди них есть представители европейских инвестиционных фондов.
Я откинулся в кресле, понимая масштаб операции Моргана. Он не просто атаковал мой бизнес.
Он мобилизовал целую сеть финансовых учреждений, связанных с европейским капиталом. Альянс промышленной стабильности действовал как единый организм, и его ресурсы оказались гораздо больше, чем я предполагал.
В четыре часа дня Морган нанес решающий удар. Курьер принес официальное уведомление от Комиссии по ценным бумагам и биржам о начале расследования «возможных нарушений в деятельности инвестиционных компаний, связанных с мистером Уильямом Стерлингом». Расследование включало временную заморозку определенных активов до выяснения обстоятельств.
— Они заморозили счета в трех банках, — сообщил О’Мэлли, изучая документ. — Общая сумма — полтора миллиона долларов.
Теперь у меня не только нет возможности рассчитаться с кредиторами, но и значительная часть ликвидных средств оказалась недоступной.
Вечером, когда сумерки окутали Нью-Йорк, зазвонил телефон. Я сразу узнал голос. Мягкий, вежливый, с едва заметным акцентом.
— Добрый вечер, мистер Стерлинг. Надеюсь, день прошел поучительно?
— Морган, — сказал я, не скрывая усталости в голосе.