— Европейцы несут серьезные потери, — доложил О’Мэлли, изучая биржевые сводки. — По предварительным оценкам, они потеряли уже около пяти миллионов долларов.
— А мы?
— Наоборот, заработали. Продали акции по высокой цене утром, а теперь скупаем по низкой.
В восемь вечера зазвонил телефон. Голос Моргана звучал уже не так самоуверенно, как утром.
— Мистер Стерлинг, полагаю, вы удовлетворены сегодняшними событиями?
— Весьма, — ответил я, не скрывая довольства. — Оказывается, американская транспортная система не так беззащитна перед иностранным вмешательством, как вы рассчитывали.
— Искусно проведенная операция, признаю, — в голосе Моргана звучало нечто похожее на уважение. — Использование профсоюзов, политических связей, прессы… Очень по-американски.
— И очень эффективно.
— Действительно. Мои европейские партнеры понесли значительные потери. — Пауза. — Возможно, стоит пересмотреть условия нашего сотрудничества в более равноправном ключе?
Я усмехнулся. Из позиции силы Морган переходил к переговорам на равных.
— Я слушаю ваши предложения.
— Прекращение атак на ваши торговые предприятия в обмен на координацию действий в других сферах. Не поглощение, а партнерство. Вы сохраняете контроль над своими активами, но мы совместно планируем развитие отраслей.
— И железные дороги?
— Европейцы готовы отступить. Слишком дорого стоит противостоять объединенным усилиям американских профсоюзов, прессы и Конгресса.
Я посмотрел на карту с булавками, красными, синими, желтыми. За один день мы превратили попытку европейской экспансии в дорогостоящий провал.
— Морган, я готов обсуждать партнерство, — сказал я наконец. — Но на равных условиях и с гарантиями американского контроля над стратегическими отраслями.
— Разумеется. Завтра мы сможем встретиться для детального обсуждения?
— Завтра, — согласился я.
После того как Морган повесил трубку, я откинулся в кресле и впервые за много дней почувствовал удовлетворение. Железнодорожная война была выиграна, но это было только начало нового этапа противостояния. Теперь уже не на уничтожение, а за право диктовать условия сотрудничества.
За окном горели огни вечернего Нью-Йорка.
Глава 15
Федеральный щит
Утреннее солнце пробивалось сквозь высокие витражные окна главного универмага Фуллертона на Пятой авеню, отбрасывая цветные блики на полированный мраморный пол.
Я стоял возле центральной лестницы с коваными перилами, наблюдая за покупателями, которые неспешно перемещались между рядами товаров. Мои инновации работали по-прежнему. Широкие проходы, четкая ценовая маркировка, система самообслуживания. все это уже казалось естественным.
Фуллертон подошел ко мне, держа в руках папку с утренними отчетами. За последние месяцы он заметно похудел, седина в висках стала более заметной, а в глазах появились морщинки усталости. Строгий темно-синий костюм сидел на нем теперь чуть свободнее, чем раньше.
— Уильям, основная угроза миновала, но остались нерешенные проблемы, — сказал он, открывая папку. — Хотя атаки Моргана прекратились, мы все еще ощущаем их последствия.
Мы прошли к панорамному окну, выходящему на Пятую авеню. В Чикаго я отправил Маркуса Хендерсона, чтобы он навел там порядок. Самому мне пришлось остаться в Нью-Йорке.
Внизу, у служебного входа универмага, все еще собралась группа из двадцати рабочих с самодельными плакатами. «Справедливая зарплата для американских тружеников», «Долой эксплуатацию честных рабочих», «Европейские методы не для Америки». Надписи выполнены однообразно, что выдавало их организованный характер.
— Они тут уже третий день, — продолжал Фуллертон, поправляя очки в золотой оправе. — Мешают поставщикам разгружать товары, пугают покупателей. Кричат о каких-то нарушениях трудового законодательства.
— А что говорят наши менеджеры по персоналу? — спросил я, наблюдая за бастующими через стекло.
— Мистер Бертрам провел проверку всех трудовых договоров. Никаких нарушений нет. Зарплаты выше средних по отрасли, условия труда соответствуют всем требованиям. Но эти люди требуют повышения на тридцать процентов и сокращения рабочего дня до семи часов.
Я достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку в кожаном переплете и начал делать заметки. Требования бастующих были явно завышенными. В условиях депрессии немногие работодатели могли позволить себе такую щедрость.
— Джеймс, а вы выяснили, кто финансирует эту забастовку? — спросил я, не отрывая взгляда от демонстрантов.