В библиотеку ворвался О’Мэлли. Его обычно невозмутимое лицо выражало такое возмущение, что я приготовился к худшему.
— Босс, включите радио! — воскликнул он, не дожидаясь приглашения присесть. — По всем станциям передают одно и то же.
Я повернул ручку моего «Филко», последней модели радиоприемника в деревянном корпусе, стоявшего на мраморном столике между книжными шкафами. Динамик ожил голосом диктора станции WOR:
«…продолжаем специальную передачу „Угроза американским ценностям“. В студии экономист Гарвардского университета профессор Чарльз Уилсон. Профессор, скажите нашим слушателям, насколько опасны подобные социалистические эксперименты в банковской сфере?»
Голос, который ответил диктору, звучал авторитетно и убедительно:
«Видите ли, Джон, то, что делает мистер Стерлинг, противоречит самым основам капиталистической системы. Банки существуют не для благотворительности, а для обеспечения прибыльности инвестиций. Когда мы начинаем выдавать деньги всем подряд под заведомо убыточные проценты, мы подрываем доверие к доллару и стабильности всей финансовой системы».
Я переключил на WABC. Там шла передача «Американский час», которую вел популярный радиокомментатор Фредерик Чейз:
«Друзья мои, сегодня я хочу поговорить с вами о том, как иностранные идеи проникают в нашу священную экономику. Есть люди, я не буду называть имен, но вы знаете, о ком я говорю, которые прикрываются красивыми словами о помощи бедным, а на самом деле разрушают тот порядок, который сделал Америку великой…»
О’Мэлли сжимал и разжимал кулаки:
— Босс, это не случайность. Я уже проверил, все эти передачи идут в одно время, по одному сценарию. Это не случайная атака.
Я выключил радио и налил себе еще кофе. Моя рука оказалась удивительно спокойной, хотя внутри бушевала ярость.
— Конечно, не случайная, а тщательно спланированная. Морган не может сидеть спокойно. Я уже дважды заключал с ним перемирие, но он дважды нарушал его. Теперь он бросился в окончательную атаку. Причем не разбрасывается мелочами. Если уж бить по репутации, то сразу по всем фронтам.
— А что с остальными газетами?
Я указал на стопку изданий, лежавшую на персидском ковре возле кресла:
— «Herald Tribune» пишет о «подозрительных связях Стерлинга с радикальными элементами». «World» анализирует «угрозу традиционным банковским ценностям». «Evening Post» публикует интервью с «обеспокоенными клиентами крупных банков».
О’Мэлли подошел к окну и мрачно уставился на серый день:
— Сколько это могло стоить?
— Несколько сот тысяч долларов, — ответил я после недолгого размышления. — Статьи в крупнейших газетах, радиопередачи в прайм-тайм, так называемые «эксперты» и «свидетели». Плюс общее управление всей кампанией. Морган не поскупился.
— И что теперь?
Я встал и прошелся к камину, где потрескивали березовые поленья. На каминной полке стояли фотографии в серебряных рамках — мои родители, университетские товарищи, Элизабет Кларк с траурной каймой, Констанс в белом платье на пикнике в Централ-парке. Обычная жизнь обычного человека, которая теперь оказалась под ударом безжалостной политической машины.
— А теперь мы посмотрим, насколько крепка народная поддержка нашего банка. Статьи в газетах это одно, а реальность совсем другое.
На столе внезапно зазвонил телефон. Я снял трубку, ожидая услышать голос Эллиотта или Бейкера.
— Алло?
— Мистер Стерлинг? — в трубке раздался взволнованный женский голос. — Это Мэри О’Коннелл из банка. Простите, что беспокою вас дома, но…
— Что случилось, Мэри?
— Сэр, к нам приходят клиенты с газетами. Они спрашивают, правда ли то, что пишут. Некоторые требуют закрыть счета. А один мужчина… он кричал, что не будет держать деньги у «красного банкира».
Я почувствовал, как сжимается сердце. Началось то, чего я больше всего боялся. Не административное давление или физические угрозы, а потеря доверия простых людей.
— Сколько счетов закрыли с утра?
— Пока семнадцать, сэр. Но… но есть и хорошие новости. Пришли три новых клиента. Они говорят, что газеты врут, и хотят поддержать банк, который помогает рабочим семьям.
Слегка отпустило. Значит, не все верят газетной пропаганде.
— Мэри, передайте мистеру Эллиотту. Созываем экстренное совещание на час дня. И попросите секретаршу связаться с «Herald Tribune». Скажите, что у меня есть эксклюзивное заявление для прессы.
— Будет сделано, сэр.