— Босс, — продолжил Маллоу, — вы три года строили честный бизнес. Помогали простым людям получить кредиты, которые им отказывали крупные банки. Помогали сиротам, разработали лекарство. Боролись с монополией финансовых воротил из Continental Trust. А теперь они хотят уничтожить все, что вы создали.
Я подошел к окну и выглянул через щель в ставнях.
— Шон, — сказал я, не поворачиваясь от окна, — если мы начнем открытую войну, погибнут десятки людей. Случайные прохожие, полицейские, которые просто выполняют свою работу. Я не хочу их крови на своих руках.
— А кровь наших людей вас не беспокоит? — резко спросил Маллоу. — Как только информация из записной книжки станет публичной, полиция арестует всех, кто с нами связан. Детективов, которые нам помогали, судей, клерков в мэрии. Их всех посадят или убьют.
Он был прав, и это терзало меня больше всего. Моя неосторожность с Фаулером обрекла на гибель десятки невинных людей.
О’Мэлли встал с места:
— Босс, может быть, есть третий путь? Не капитуляция и не открытая война, а что-то другое?
— Какое «что-то другое»? — спросил Розенберг.
— Не знаю пока, — честно признался ирландец. — Но у нас есть связи в Комиссии. Мейер Лански жив, пусть и ранен. Может быть, он поможет?
Бейкер покачал головой:
— После того, как чикагцы убили Лучиано, Комиссия разваливается. Костелло оказался предателем, Дженовезе и Профачи больше не доверяют никому. Они заняты собственным выживанием.
Я вернулся к столу и опустился в кресло. В голове проносились варианты, каждый хуже предыдущего. Капитуляция означала предательство всех, кто мне доверял. Война обрекла бы на смерть сотни невинных людей. Бегство только отсрочило бы неизбежное.
— Джентльмены, — сказал я наконец, — у нас есть до завтра вечера. Будем думать. Может быть, найдется выход, который пока не приходит в голову.
Маллоу нахмурился:
— А если не найдется?
Я посмотрел на каждого из присутствующих, соратников, разделивших со мной три года борьбы против финансовой олигархии.
— Тогда я приму единственно правильное решение, — ответил я. — Какое бы оно ни было.
Глава 25
Некуда деваться
Утренний туман стелился над Центральным парком, превращая привычные аллеи в призрачные тропы. Я сидел на скамейке у пруда, наблюдая за утками, которые безмятежно скользили по темной воде. Простая картина мирной жизни, которая теперь казалась недосягаемой роскошью.
Часы показывали половину восьмого. Констанс должна подъехать с минуты на минуту. Вчера вечером, после совещания с соратниками, я отправил ей записку через надежного курьера. Встреча в беседке у Чериполевого фонтана, максимальная осторожность, никого из слуг, только охрана.
Сам я, конечно же, принял все меры предосторожности. Вокруг места встречи повсюду стояли мои люди, невидимые в рассветной дымке.
Только иногда я слышал их. Негромкое покашливание. Еле уловимый запах сигарет. Щелчки затворов пистолетов.
За ночь я не сомкнул глаз, обдумывая план, который начал формироваться в голове еще во время разговора с Морганом. План безумный, отчаянный, с минимальными шансами на успех. Но единственный, который мог спасти всех моих людей от неизбежной гибели.
— Уильям? — раздался знакомый голос.
Я обернулся. Констанс шла по гравийной дорожке в простом сером пальто и черной шляпке с вуалеткой. Наряд помогал ей оставаться незамеченной. Даже в этой скромной одежде она выглядела удивительно элегантно.
— Дорогая, — сказал я, поднимаясь со скамейки. — Спасибо, что пришла.
Она подошла ближе, и я увидел тревогу в голубых глазах. Констанс чувствовала мое настроение лучше, чем я сам.
— Уильям, что случилось? В твоей записке было что-то тревожное. И почему мы встречаемся здесь, а не дома?
Я взял ее за руку и повел к укромной беседке, скрытой от посторонних глаз густыми кустами рододендрона. Нужно рассказать все, но как объяснить женщине, которая доверилась мне, что наша жизнь может разрушиться в любой момент?
— Констанс, — начал я, усаживая ее на мраморную скамью в беседке. — То, что я скажу, изменит все. Возможно, мы больше никогда не увидимся.
Она побледнела, но голос остался твердым:
— Говори.
Я рассказал ей все. О предательстве Фаулера, украденной записной книжке, ультиматуме Моргана. О том, что через несколько часов я могу стать самым разыскиваемым преступником Америки. Констанс слушала молча, лишь изредка сжимая мою руку.
— Поэтому, — закончил я, — тебе нужно немедленно уехать. Твои родители в Коннектикуте, у них есть связи в Европе. Можешь отправиться к тете в Лондон, переждать бурю.