Выбрать главу

Оратор иногда разоблачает, а иногда, наоборот, «облачает», представляет своего клиента (древнеримский термин) в лучшем виде. Но эти разоблачения и облачения – часть большого спектакля, в котором есть моральный вывод и который не противоречит моральным ожиданиям общества. Выворачивая наизнанку какие-то привычные понятия, оратор показывает их доброкачественность и доказывает, что мы можем быть честны в общественной жизни не только на словах, но и на деле, всем своим присутствием.

Риторику иногда считают лукавым искусством воздействовать на умы пышными многозначными словами, «пускать пыль в глаза». Да, такова иногда риторическая фантазия, то есть представление несуществующего как существующего. Но настоящее риторическое искусство долговечно, а фантазия долговечной быть не может, долго обманывать невозможно. Поэтому в центре ораторского дела – не фантазия, а воображение, умение мыслить в ёмких образах, находить четкие их границы – и тем самым убеждаться в том, что нужно действовать так или иначе. Аристотель, как мы увидим в посвященной ему главе, прямо говорил, что риторика, как и философия, имеет дело с истиной, только скорее с истиной практического политического действия. Это истина переустройства общества на более справедливых началах.

В отличие от простых учителей ораторского искусства, философы и интеллектуалы рассматривали не только как сделать речь убедительнее, но и куда ведут аргументы оратора. Они наблюдали, какие аргументы позволяют нам чувствовать себя увереннее, какие аргументы разоблачают манипуляции и злоупотребления, какие аргументы делают социально-политический мир более прозрачным. Довод оратора и есть его действие.

Риторика – это в каком-то смысле искусство починки мира: правильно располагая «сильные» слова, мы разрешаем этим словам потребовать от мира большей прямоты, чтобы ни одно намерение не осталось скрытым. Оратор не только публично призывает к чему-то людей, он как бы направляет прожектор на социально-политическую жизнь, и где были тени и призраки частных интересов, там мы увидим мир-театр, людей-актеров, которые должны объяснить городу и миру, чего именно они хотят. Поэтому ораторское искусство, пользуясь выражениями современного немецкого философа Юргена Хабермаса, превращает в публичной сфере «слабую публику», которая знает только частные интересы и страхи, в «сильную публику», умеющую артикулировать и предписывать общие интересы, направленные на общее благо.

В конце благодарю всех, кто помогал появлению этой книги. С вами она стала не только убедительной, но и светлой. Без моих умнейших друзей этой книги не было бы, без смелого сопровождения, подсказок, советов, вдохновенных замечаний и невероятного доброжелательства. Ваша любезность и приязнь и есть настоящая наука.

Александр Марков,
профессор РГГУ и ВлГУ,
ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН

1

Директор фабрики красноречия

Исократ

Исократ Афинский (436–338 гг. до н. э.) – античный оратор с непростой репутацией. Современники его недолюбливали за то, что в школе он готовил судебных ораторов за большие деньги, брал огромные гонорары за свои речи и сделался одним из самых богатых афинян за всю историю страны. Оказалось, что слово, вещь легкая и незаметная (по выражению его учителя Горгия), дает больший доход, чем ремесло и торговля, чем корабли и золотые прииски. Афинские корабли подчинили себе значительную часть средиземноморской торговли, но незримое слово подчиняло себе корабли. Ведь если судятся друг с другом владелец товаров и кораблевладелец из-за крушения на море и срыва договоренностей, и оба правы по-своему, то кто, как не оратор, склонит судей на сторону своего клиента?

Не любили Исократа и за его готовность поддерживать монархию против демократии. Для греков, с их равенством перед законом, было немыслимо, чтобы оратор становился «визирем», советчиком при обладающем полнотой власти правителе. В афинском полисе было ко времени Исократа немало «демагогов» – так, буквально «вождями народа», называли лидеров партий, которые то хорошими речами, то шантажом, то подачками склоняли значительную часть народа на свою сторону. Но наставлять можно было только монархов в других землях, чем Исократ и занимался. Афиняне боялись, что Исократ, легко поддерживающий любую сильную власть, в конце концов может сам захватить власть и в их городе.