Выбрать главу

ПОЛЁТ В ВЕЧНОСТЬ

Когда мне было сказано, что я лечу на космическом корабле исследовать «червоточины Хокинга», я даже не удивился. Впервые со своей, достаточно дикой для мировой науки, теорией Стивен Хокинг выступил на научной конференции в Стокгольме. Он предложил рассматривал «чёрные дыры» в космосе, как своего рода «червоточины» — каналы в другие Вселенные. По его собственным словам, если «чёрная дыра» будет достаточно большой и вращающейся, то присутствует большая вероятность попасть через неё в другую Вселенную. Но знаменитый физик никому не рекомендовал этого делать: мол, попасть — попадёте, а обратно уже нет. Многие тогда над ним посмеивались: дескать, это невозможно. Однако исследования видимой части космоса в начале XXI века доказали, что он таки нрав. «Червоточины» нашли по гравитационным волнам. Ближайшая оказалась не так далеко, и к тому времени, когда полёт на Марс занимал уже всего три дня, было принято решение — лететь.

Простой человек бы не выдержал бы столетний полёт, а «душа» — вполне. Тем более, корабль построили необычный. Развитие тогдашних технологий уже позволяло не обращать внимания на размер объекта. Появились новые пластичные материалы, которые давали возможность звездолёту менять свой облик и размеры буквально за считанные минуты. Он мог сжаться до размеров спичечного коробка, не повреждая капсулу с разумом, в которой находился я. Никто не знал, что гам, в гравитационной воронке, и готовились ко всему...

Полетело нас двое — я, при жизни инженер Теодор Грей, и бывший астронавт Джон Маглай, который дожил до преклонного возраста и после смерти был помещён в программу подготовки к межзвёздному путешествию. Да он, собственно, и рад был. Всё твердил, что для него почётно окончательно умереть среди звёзд. Правда, летел он не до конца: его модуль должен был доставить мой корабль до «червоточины» и запечатлеть момент прохода, чтобы потом, вернувшись, показать учёным будущего предварительный результат нашей миссии. Моя же миссия была, априори, в один конец...

Корабль позволял выжить моему разуму — при условии, что, при выходе с другого конца «червоточины, я хотя бы за сто лет долечу до ближайшей звезды. Я должен был расположить корабль на определенном от неё расстоянии, позволяя звезде питать силовую установку звездолёта как можно дольше и подавая сигналы на специальных частотах, направив излучатель точно на нашу систему.

По мнению Стивена Хокинга, меня по прошествии какого-то времени должны были засечь. Он думал, что я вынырну где-нибудь в соседней галактике и гиперсветовой луч, в конце концов, может дойти до Земли с сообщением об успешном прыжке. Дальнейшая моя судьба никого более не интересовала. Я отдал себя науке и не имел уже права голоса — как джин, раб лампы.

...Первые двадцать лет полёта были действительно занимательны. Мы ещё могли поддерживать связь с Землёй, постоянно общались с родственниками, участвовали в различных конференциях, ток-шоу, общались в социальных сетях со своими поклонниками. Где-то через двадцать пять лет связь начала идти с перебоями, но всё равно удавалось коротко общаться с Землёй. Там происходили какие-то странные события, в суть которых я никак не мог вникнуть, находясь за миллионы миллионов километров в открытом космосе. Поговаривали, что зона свободной сети для «душ» стала расширяться, и корпорации приняли решение отключить ряд континентов от сети.

Ещё через пятьдесят лет контакты были сведены к минимуму, да и общение с Землёй стало каким-то натянутым. Живые стали относится к «душам», как к простым электрочайникам с расширенными возможностями. Нас с Джоном вообще перестали воспринимать, как космических первопроходцев человечества...

К тому времени судьба стать «рабом коробки» была уготована почти семидесяти процентам населения Земли. Те, кто имел средства, позволяли себе выращивать новые тела и пересаживать туда свой разум. Низшим слоям населения было отказано даже в «коробке».

Вскоре я заметил, что мои правнуки начинают разговаривать со мной именно как с говорящим чайником. Семья постепенно потеряла интерес к родственнику-астронавту.

К тому времени связь уже стала нестабильной, — но всё же заняться было чем. Так, я изучил все языки, какие были в базе данных корабля. Мы проводили долгие беседы с Джоном Маглаем. создав виртуальную комнату с уютным интерьером, где бы мы могли видеть друг друга, как привыкли — человек человека при общении.

Когда связь с Землёй совсем прекратилась, мы, тем не менее, не унывали. Занимались исследованиями, изучали техническую литературу, играли в шахматы.