— А что вы насчёт Маньчжурии думаете? — белобрысый никак не унимался.
— Марионеточное японское государство.
— А о новом командующем расскажите! Что он за человек?
— Наш человек, советский, — голос комиссара вдруг стал серьёзным. — Жуков Георгий Константинович, принял командование нашими войсками по приказу товарища Сталина. Молод, но уже имеет высокие награды Родины — орден Ленина и орден Красного Знамени. Не сомневаюсь, с таким командиром мы успешно выполним поставленную задачу. А? Как, товарищи красноармейцы, выполним?
— Выполним, товарищ комиссар!
Ещё немного послушав комиссара, Иван набрал в обе миски пшёнки с вяленым монгольским мясом и нырнул обратно в траншею. Каша была ещё горячей и пахла вкусно. Молодцы повара. Вообще, им тут — как, впрочем, и всем — приходилось не сладко. Кругом степь с жёлтой, выжженной солнцем травой, да голые сопки — в ближайшей округе ни одного деревца. Что и говорить, коли дрова приходилось везти аж чёрт-те откуда! И всё ж командование выкручивалось — кормило бойцов горячей пищей.
А ночью началось!
Сначала за рекой, у японцев, что-то загудело — то ли самолёты, то ли танки, потом, раздирая ночную тьму, вспыхнули прожектора, послышались крики…
— Вон они, вон! Тревога! — пронеслось по траншеям.
Проснувшийся тут же Иван увидал на освещённой яркими прожекторами реке чёрные лодки японцев и кинулся к пулемёту. Послышались выстрелы. С мерзким уханьем задолбила артиллерия! Перешла в наступление группа японских войск под командованием генерала Ясуока. Пролетая над самой головой, с воем рвались снаряды, поднимая фонтаны земляных брызг, кисло запахло порохом и ещё чем-то вязковато-сладким, противным. Говорили, что это — запах крови.
«Максим» строчил, практически не умолкая, Иван — уже первый номер пулемётного расчёта — не оборачиваясь, лишь махал рукой да кричал — ленту, ленту…
Второй номер — молодой чернявый парень откуда-то из-под Мелитополя — добросовестно подавал ленту, и Дубов снова давил на гашетку, выцеливая на фоне светлеющей реки чёрные фигурки японцев. Бормотал:
— Вот вам, сволочи, вот, — добавляя иногда ещё и ругательства.
И слева, и справа тоже раздавались пулемётные очереди. Вот одна умолкла… И тут японский снаряд разорвался прямо у бруствера!
Иван на миг ослеп, заложило уши… Придя в себя, он бросился к напарнику, лежащему у пулемёта ничком. Тряхнул за плечо:
— Паша! Паша!
Ага — шевельнулся.
Ранен.
— Сейчас…
Иван оглянулся — подозвать санитара. Повезло — во-он он, санитар, как раз пробирался по траншее.
И снова к пулемёту. Уже и не нужно было выцеливать — японцы лезли из реки под самым носом. Приноравливаясь, Иван повёл стволом и выпустил длинную очередь. Пули вспороли воду, часть фигур попадала.
— Получайте! Ещё… ещё… Ещё!
Дубов, кажется, уже физически ощущал, как летят из раскалённого ствола пули, и выкосил уже немало врагов… а они все лезли, лезли… Господи, да сколько же их там?!
Снова загудело небо — клином пошли тяжёлые бомбардировщики «Мицубиси» с кроваво-красными кругами на крыльях. От бомбовых разрывов задрожала земля, и Ивану неожиданно стало вдруг страшно, страшно от того, что не видишь смерти, а знаешь, что подбирается она вот так, незаметно, падая из разверзшегося брюха японского бомбера.
Бойцы залегли, пропуская над собой разрывы, часть бомб упала в реку, поражая своих же — отчётливо было видно, как какой-то офицер, взмахнув самурайским мечом, вдруг переломился, упал, выронив оружие в воду.
Между тем светало, и на помощь вылетели наши «ястребки» — И-15-бис и И-153 «Чайки». Бомберы, заворчав, поспешно повернули куда-то к озеру Буир-Нур.
— Ага! — поглядев в небо, радостно воскликнул Дубов. — Улепётываете!
А за рекой уже шумели танки.
Иван вновь приник к пулемёту и стрелял, стрелял, стрелял… А японцы все пёрли, пёрли, лезли, неудержимо, как тараканы. И не уменьшались в количестве — вот что самое главное!
Ну, получайте, сволочи, добрый зарядец свинца!
В какой-то момент Иван осознал вдруг, что жмёт на гашетку зря — кончились патроны, а из кожуха повалил белый пар. Дубов пошарил рукой, пытаясь нащупать новую ленту… А нету!
Японцы вроде бы угомонились, залегли у самой реки, готовясь к решающему броску.
— В атаку! — взлетел вдруг на бруствер окопов какой-то человек в окровавленной гимнастёрке, в котором Иван, повернув голову, узнал батальонного комиссара Чешникова. В правой руке Чешников держал пистолет, а левой махал, обернувшись к траншеям: