- Твоих ли детей?
- Моих.
- Ты так уверен?
- Я так решил.
И в этом ответе не было ни тени лжи, ведь он действительно решил так, а все решения становились его законом.
- А уверен ли ты, что в этих детях не таится ничего темного, ведь мы оба знаем, как коварны ведьмы и оба понимаем, как сильно они могут обмануть, можешь ли ты ручаться, что эти мальчики не несут в себе темный дар?
- Нет, но для меня они просто дети, ни в чем не виновные, а если в них что и дремлет на то я и экзорцист, чтобы сберечь их от темного пути.
Подобное говорить было непросто, ведь он всеже не верил, что его светлая Анне была ведьмой, но как изгоняющий зло должен был учитывать все варианты, особенно в беседе с епископом. Это была своего рода уступка неумолимых убеждений перед живым умом.
- И даже понимая, что это могут быть совсем не твои дети ты все равно готов отказаться от карьеры, что ждет тебя здесь? - спрашивал епископ, тихим вкрадчивым тоном, стараясь прочитать ответ в глазах Стена.
Стоит отметить, что и епископ был когда-то человеком чести, но годы службы, тяжелые раны и власть изменили его. Он прошел то время, когда орден был скрыт от глаз людей, когда их битвы были таинством. Он видел, как вошел этот орден в доверие короля, как спас его дитя и как Тьма проникла в сердца экзорцистов. Как рвались к власти и как погибали без цели.
Он стал лидером ордена, проявив жестокость, и одно это его изменило, хотя при всей расчетливости он не забывал о людях, просто его отточенное логичное добро потеряло лоск нерешительности, обретя суровость и тонкое осознание блага жестокости. Он был из тех, кто хорошо понимал опасность мягкости и снисходительности. Он был из тех, кто знал, что любое прощение порока - его поощрение.
Он был стар, суров и упрям. Он судил других, проявляя склонность к высокомерию, и не боялся этого, ища дорогу к свету, выискивая способ сделать все на благо большинства, причем желательно с учетом перспективы.
Он был лидером ордена, залогом безопасности народа и как носитель власти он был так или иначе отравлен ею, но даже этот яд он силой воли стремился обратить в полезное умение.
Но Стенет был тем человеком, которые, по мнению самого епископа, заслуживали уважения. Он приметил его еще мальчишкой, приехавшим в столицу, за умные и глубокие глаза.
Для Стена это на всю жизнь осталось тайной, но тот его взгляд напомнил епископу себя молодого, еще не смевшего судить и требовавшего от себя того, о чем мало думали смертные, прощая другим все то, что запрещал себе.
Он прошел путь полный личных драм, поэтому чувствовал себя куда более оскверненным нежели тот мальчишка, с гордым именем Стенет.
Именно епископ позаботился о том, чтобы Стен остался в столице и именно он дал безродному парню благородно звучащую фамилию Аврелар, оставив свое вмешательство абсолютной тайной для самого Стена.
Теперь же глядя на мужчину немалого сана, с силой экзорциста первого уровня смотрел на него затуманенными глазами полными отчаянной боли.
Он понимал куда больше чем хотел. Искренне хотел узнать понимает ли разум за этой пеленой мучений все ситуацию, а главное - способна ли эта душа победить Тьму, что поспешит к нему сквозь нанесенные судьбой раны.
С высоты своего опыта, он с сожалением признавал, что никого нельзя оградить и любое страдание лишь сделает сильнее, если человек устоит.
«Устоишь ли Ты?» - вот что мысленно спрашивал епископ.
«Не пошатнется ли твоя воля?»
Но воля крепко держала тайну истинных чувств. Оттого, сохраняя визуальное спокойствие Стен невозмутимо отвечал.
- Я служу не ради славы.
- Но что ты будешь делать там?
«Не бежишь ли ты?»
И Стен не бежал, продолжая отвечать:
- То же что и здесь, служить на страже этого мира.
И епископ принял эту позицию, соглашаясь, что все же эта битва пройдет за совершенно закрытыми дверями, но веря, что силы этому бойцу должно хватить. Однако, понимая это, он чувствовал сожаление, ибо огромный потенциал, что хранил в себе Стен, мог исчезнуть где-то в далеком уголке этой темной страны людей. И именно этим чувствам он дал теперь волю:
- Ты мог бы стать здесь паладином, а с годами наверняка занял бы мое место.
- Я приехал сюда из глуши не ради славы или титула. Я приехал сюда лишь по воле случая, приехал учиться, и если когда-нибудь вам будет нужна моя сила, я приеду, где бы ни был - это мой долг, ведь я душою экзорцист, а не званием.
Епископ вздохнул. Все это было верно, все это было правильно и, говорящий это, искренне верил в это и следовал этому. Вот только он еще не понимал всего, что уже открылось с годами этому старику. Он еще совсем не знал насколько бессмысленный долг в любом своем проявлении. Именно от такого взгляда на жизнь епископу и было горько слышать и видеть подобную самоотверженность, которую он впрочем был готов использовать.
Он все же хотел оставить Стенента при себе, но уж слишком был решителен взгляд этого человека. Поэтому старик был готов смириться.
- Мне не изменить твоего решения, как я понимаю.
- Простите, - только и мог ответить ему на это Стен.
- Хорошо, я понимаю и отпущу тебя, но пообещай мне две вещи.
- Какие?
- Во-первых, ты будешь верен клятве и поможешь в столице при необходимости.
Стен кивнул, понимая, что ему совсем нечего возразить.
- Во-вторых, если у тебя будут проблемы с этими мальчиками, ты обратишься за помощью ко мне или к столичному ордену!
Быстро ответить на такое было не просто. Все же он понимал и тревогу епископа, и то, как сложно бороться с тем, что дорого, но и знал, что едва ли не попробует сам. Правильно было бы соврать сейчас, но он слишком хорошо знал старого главу инквизиции, что бы обманывать его.
- Я не могу обещать, что поступлю именно так, но даю слово, что не забуду об этом, учту и постараюсь исполнить, как самый верный выход.
Епископ кивнул. По крайней мере ему ответили честно и эта честность оставалась достойной.
- Что ж, в таком случае со следующей декады ты глава восточного экзархата и можешь назначить центральным любой из наших храмов.
- Глава экзархата? - пораженно переспросил Стен. - Но я ведь слишком молод для подобной должности.
- Мне все равно нужен там надежный человек, и хоть прежде не было столь молодых глав, ничто не определяет сколько лет должно быть экзорцисту на этом посту. Известно лишь то, что он должен быть достоин, а ты достоин, и я верю, что справишься, ведь даже причина твоего перевода подтверждает мою правоту.
Спорить с епископом было бы глупо, вот Стен и не стал, принимая его волю, как должное, ведь теперь он мог вернуться в родной экзархат, вернуться в родной дом, где можно будет прожить довольно тихую жизнь.
Оставались лишь мелочи: подготовить бумаги о назначении, собрать вещи, сдать ключ от служебного дома, и можно было уже ехать. К тому же на подобные приготовления уйдет чуть больше недели, к этому времени Артэм окрепнет достаточно, что бы перенести столь долгий путь, а там будет еще почти месяц до вступления в должность, а значит, почти месяц, чтобы обжиться на новом месте, сумевшем стать чужим.
Казалось бы, все просто, однако Стену было о чем тревожиться. Слабый Артэм может и не походил уже на умирающего, но и на малыша, о жизни которого можно не беспокоиться, тоже не походил. Как и прежде нужно было давать ему лекарства по часам, следить за температурой, и вообще не отходить от него ни на шаг.
Да и замкнутый Лейн не воодушевлял. И без того не общительный мальчик, теперь не желал выходить из дома. Да, и за все годы он смог поладить лишь с одним соседским мальчишкой, а теперь ему нужно было оставить своего единственного друга.
И вроде парнишка с пониманием отнесся к необходимости покинуть это место, даже гордился повышением отца и старался относиться к младшему брату с заботой, однако счастливым он не выглядел. Натягивая улыбку, уходил от ответов, сидел часами на месте, глядя в окно, и просил вечерами рассказать о матери. Стен рассказывал, стараясь не оставлять сына одного со своими мыслями.
И во всем этом последним, о чем он думал, было новое назначение. Новый крайне важный пост его не заботил, даже ни взирая на то, что он не понаслышке знал о беспорядке в восточном экзархате.