Выбрать главу

Сев на стул, Илья заново прокрутил в памяти весь разговор с Виктором. В целом все очень на­поминало беседу душевнобольных, в любое другое время он бы над этим только посмеялся. Но факты упрямо свидетельствовали об обратном. Слишком много уже было такого, чего ум Ильи не мог так просто откинуть.

Чтобы отвлечься от мыслей, он снова принялся за работу. И тут же с холодком в душе ощутил, что что-то исчезло. Неуверенно коснулся кистью хол­ста, пытаясь поймать, уловить потерянное чувство. И, чем больше работал, тем отчетливее понимал: у него ничего не получается…

Это была катастрофа. Вот он, анчар — замеча­тельная работа. Но спроси его кто-нибудь, как он смог это написать, как сумел передать средствами живописи атмосферу смерти, и Илья не знал бы, что ответить. Исчезло чувство, исчезло то, что вело его все последние дни.

Наконец он отложил кисти — просто не хотел уродовать картину. У него еще оставалась надеж­да, что вдохновение вернется…

Не вернулось. Утром следующего дня, прому­чившись больше часа, Илья вновь признал свою несостоятельность. У него ничего не получалось, причем не получалось до такой степени, что ста­новилось страшно. Илья напоминал себе человека, который всю жизнь прожил в затхлом подземелье. Наконец ему улыбнулось счастье: он увидел солнце, вдохнул чистый свежий воздух, ощутил радость, понял, что жизнь может быть совсем другой, — как вдруг все вернулось на круги своя. И снова перед ним покрытые плесенью стены подвала, снова ему приходится дышать тяжелым спертым воздухом. Сказка поманила и исчезла…

Почувствовав необходимость как-то развеять­ся, Илья надел куртку, взял зонтик — небо снова хмурилось — и отправился гулять.

Он шел по серым улицам города и думал о том, почему у нас все так уныло и мерзко. Люди-ско­ты, водители-дебилы — ему пришлось торопливо отшагнуть в сторону, чтобы не быть обрызганным водой из-под колес пронесшегося по дороге автомо­биля. Ведь видит же, гад, что человек идет, знает, что обольет его. Или потому и несется?

Дойдя до парка, Илья немного успокоился, но настроения все равно не было. Медленно бредя по усыпанной листьями дорожке, он думал о том, что вся его прежняя жизнь ему ничего не дала. А ведь не самым плохим человеком был — зла людям не делал, не предавал никогда никого, не подставлял. Да, добра от него тоже было немного — так кто виноват? Если где-то там, наверху, есть какие-то небожители, если они учат нас, как надо жить, то почему не подсказали, не поправили? Не напра­вили на путь истинный? Или им, небожителям, на всех наплевать? Где они были, пока ему было трудно, почему не помогли, когда у него ничего не получалось? За что ему любить свет, который ему ничего не дал?

Илья остановился. Было очень тихо и пустын­но, снова начал накрапывать дождь.

— Что мне делать, Господи? — тихо спросил он, подняв голову. — Что мне делать? Если есть Ты где-то там в небесах — ну так помоги же мне! Я хочу быть художником, я не могу без этого жить. Это — мое. Но ты не дал мне таланта. Почему, Го­споди? Чем я провинился перед Тобой?

Позади насмешливо каркнула ворона. Илья обернулся — глупая птица сидела на вершине бе­резы. Вот она взмахнула крыльями, снялась с ме­ста и улетела, не забыв еще раз издевательски каркнуть на прощание.

-— Видишь, Господи? — произнес Илья. — Даже вороны смеются надо мной. Ты покинул меня, я Тебе не нужен. Так почему я должен хра­нить верность Тебе? За что? Я уже потерял по­ловину жизни. И не хочу потерять то, что мне осталось. Дай мне талант, Господи. Помоги. Кля­нусь — до конца жизни тогда буду верен Тебе. Только помоги…

Небеса молчали. Постояв несколько минут, Илья ощутил себя удивительно глупо и побрел домой, ду­мая о том, что, если Бог действительно милосерден, Он не может не помочь. А не поможет…

Если не поможет, тогда и говорить не о чем — Илья шел домой, в его душе медленно нарастало ожесточение. Просил он Бога о помощи? Просил. Ждал ее? Ждал. И раз ее нет, то и с него никто не имеет права спрашивать. Даже Бог.

Дома он выпил стакан горячего чаю, потом про­шел в мастерскую. Посмотрел на картину с валь­кириями, пытаясь понять, вернулось ли вдохнове­ние, изменил ли хоть что-то его разговор с Богом. Взял в руки кисть, вгляделся в образ смотревшей на него ведьмы-хохотушки — и ничего не уловил. Попробовал работать, чтобы уже окончательно все прояснить, и через несколько минут отложил кисть. Вдохновение не вернулось, и вытянуть его, приманить никак не получалось.

Странно, но вместо отчаяния, которое должно было бы его охватить, в душе шевельнулся огонек радости. Бог не помог —- значит, он пока недосто­ин света. Значит, его место с другими. Он сделал все, что мог…