ГЛАВА ШЕСТАЯ
В ДОРОГЕ
На синем бархате неба, украшенном сизо-розовыми перьями облаков, вырисовался силуэт черного всадника. До ворот южной заставы оставалось три полета стрелы. Всадник, тяжело вооруженный, в матово поблескивающих вороненых доспехах, пустил коня шагом, хотя и до того ехал неспешно. Спина всадника была столь же пряма, как копье с полосатым флажком, упертое в стремя. Щит был зачехлен и приторочен к высокому седлу глубокой посадки. Всадник держался непринужденно, спокойно, но чувствовалась скрытая угроза в этой громаде. И рыцаря, и броню коня покрывала многодневная дорожная пыль.
Ему на встречу торопливо шел налегке одинокий человек. Завидев всадника, остановился.
– Здравствуйте, – приветствовал незнакомец рыцаря, – я смею предупредить вас, что в Городе сейчас неспокойно, лучше вам…
– Я Вердер Оберхольцер, прозванный Шварцриттером за цвет одежд и сердце, не ведающее пощады! – прогремело из-под забрала. – А ты кто, спесивый путник?!
– Да я, вообще-то, тоже рыцарь, только безлошадный…
– Может, по обочине пойдешь, сир Безлошадный, или ваша светлость считает, что дорога создана исключительно для него одного?!
– Дорога достаточно широка, чтобы разминуться, – с легким поклоном ответил пешеход.
– Я не собираюсь уступать дорогу какому-то нищему, заявившему, что он всадник без лошади! Я затопчу тебя!
– О, господин Оберхольцер, признаюсь, это не самое лучшее решение – с давних пор у меня проблемы с лошадьми. Потому и безлошадный. Они меня боятся.
– Чушь! – выкрикнул Шварцриттер и направил коня на путника.
Конь всхрапнул, заржал и поднялся на дыбы. Рыцарь выругался, в седле удержался, но седло не удержалось на месте – и всадник полетел в сточную канаву.
Шварцриттер взревел громче мамука, которому наступили на хвост (хоть о подобном Юлиусу слышать не приходилось – хвосты у мамуков короткие, чуть длиннее коровьих). Оберхольцер тяжело поднялся на ноги и выхватил оружие – огромную двойную секиру. Но в ход не пустил.
– Отвечай, кто ты?! Колдун?!
– Нет. Я же говорю: лошади меня не жалуют. А вы зачем в Ротебург-то ехали? Если не секрет, конечно.
Если бы в словах 'сира Безлошадного' Вердеру померещилась доля насмешки или, что хуже, сочувствия, – он побил бы путника. Нет, рубиться – привилегия воинов. В рыцарство странного встречного Вердер не верил. А вот в дурной глаз – это точно!
– Я – новый губернатор Ротебурга, – заносчиво ответил Оберхольцер, собирая в горсть поводья, вылезая из канавы. – Указом короля. Отныне власть над городами даруется короной. Прошли те времена, когда крестьяне и ремесленники могли своевольничать!
– Вот мы и разминулись, – отчетливо сказал заколдованный. И в самом деле, теперь они поменялись местами.
– Удачи, – пожелал странный путник, собираясь удалиться.
– Назови себя! Имя!! – заорал Шварцриттер, вновь берясь за секиру.
– Вам скажут. В Городе. Обязательно скажут. А мне понравилось быть сиром Безлошадным, Веселым Рыцарем. Кажется, это мое.
Шварцриттер рванулся к нахальному смельчаку, но не обнаружил того на дороге. Обегал вокруг немало куатремов – никого. Ни на лугу, ни на пути, ни в зарослях молодых деревьев.
А между тем, Юлиус Ротмунд и не прятался. Сбежал – да. Не от Шварцриттера. Из Города. Удивлялся, почему не сделал это раньше, озираясь на шпили башен. Пожухлая трава хрустела инеем. Нагнулся, поднял соколиное перо. Повертел в пальцах, сдернул капюшон и воткнул перо в берет. Вернулся на дорогу.
Лазарь размышлял, как бы упрочить свою дряхлеющую сопроводительную грамоту. Того и гляди, от частого употребления разорвется. Может, копию сделать? Нет, в скриптариуме ведь и чернила прольют, не ровен час. Останешься с промокашкой вместо документа. А если татуировку на грудь попросить мастера?.. Не потеряется, не сотрется. А, нет – народ завистливый, скорый на расправу – недолго и кожу живьем сдерут! Опасно…
Только представил разбойников – и на тебе! – прямо к нему приближается кто-то в черном плаще. Пригляделся.
– Господин Ротмунд?..
– Доброй ночи, Посланник.
Лазарь придирчиво осмотрел его с ног до головы.
– Откуда у вас перо сокола?
– С соколиной охоты.
Я скачу по ночам по болоту
На остове мертвой кобылы.
А что, вам это не мило?
Поэзия, Посланник, растворена в ночи. Ей пахнет воздух. Куда путь держите?