Выбрать главу

– Ничего страшного. Я все понимаю.

– Садитесь. – Подняв на него глаза, улыбнулась через силу. – Садитесь, пожалуйста, Павел Александрович. Мне очень важно сейчас с вами поговорить. Очень.

Подождав, пока он сядет, сказала как-то бесстрастно, глядя сквозь него:

– Понимаете… Юля и Витя были для меня всем… Всем в жизни… Теперь этого нет… Нет… – Посмотрела на него. – Вижу, вы понимаете это?

– Понимаю.

Она достала из сумочки зеркальце, поправила что-то на лице. Спросила:

– Я знаю, их обнаружили вы?

– Я.

– Ну вот. – Спрятала зеркальце. Наступило долгое молчание, которое он умышленно не прерывал. – Я только что была в прокуратуре. В районной прокуратуре. Говорила со прокурором, фамилия которого Федянко. – Помолчала. – Он опять повторил эту чушь.

Он ничего не сказал – хотя прекрасно понял, какую чушь она имеет в виду.

– Чушь, что якобы Юлия и Витя умерли естественной смертью. Вы слышали эту версию? О якобы естественной смерти моей дочери и внука?

– Слышал.

– Неужели вы тоже считаете, что они умерли естественной смертью?

– Нет, я так не считаю.

Она осторожно тронула глаза платком.

– Спасибо. Нашелся хоть один нормальный человек.

Опять наступила тишина, которую прервала Боровицкая:

– Сердечная недостаточность… Ясно, они несут полную чушь. Юля всегда была здоровой девочкой. И Витя был здоровым мальчиком. Они… – Спрятала платок в сумочку. – Они просто хотят снять с себя ответственность. И все.

Он не знал, что ей на это ответить.

– Мою дочь и внука убили. Безжалостно убили. Я вижу, вы понимаете, что их убили?

Она смотрела в упор. Ладно, подумал он, надо же, в конце концов, вести себя нормально. Как он всегда себя вел.

– Конечно, Нина Николаевна. Я понимаю, что их убили.

– Слава богу, наконец-то я слышу честный ответ. – Порывшись в сумочке, она достала пачку «Столичных». – И вы ничего не делаете, никому ничего не говорите, хотя понимаете, что их убили?

– А что я могу сделать? И кому я могу что-то сказать?

– Не знаю. – Посмотрела на него. – Извините, я могу закурить?

– Конечно. – Он придвинул пепельницу.

Она достала из пачки сигарету, прикурила от своей зажигалки. Сделала несколько затяжек, помахала рукой, разгоняя дым.

– Извините еще раз. Но вы можете сделать одну вещь.

– Какую?

– Найти убийц моей дочери. И моего внука.

– Но…

Пока он подбирал слова, она, взглянув на него в упор, покачала головой:

– Никаких но. Если вы порядочный человек, вы возьметесь за это.

Положив сигарету в пепельницу, достала из сумочки сверток. Молча положила на стол.

– Что это? – спросил он.

– Здесь все мои сбережения. Восемнадцать тысяч долларов.

– Вот что, Нина Николаевна. – Он выдержал паузу. – Уберите, пожалуйста, эти деньги. Я их все равно не возьму.

– Нет, возьмете. Я знаю, вести такое расследование трудно. Но вы должны им заняться. Должны, вы понимаете, Павел Александрович?

Он знал, что не сможет ей отказать.

– Хорошо, я попробую заняться этим расследованием. Но деньги ваши я все равно не возьму.

– Почему?

– Потому что я уже получил двадцать тысяч долларов – от Юлии.

– Я знаю это.

– Вот и хорошо. Я, кстати, собирался вернуть их вам.

– Не нужно мне ничего возвращать. Оставьте себе деньги Юлии. И возьмите мои.

– Но я не могу этого сделать.

– Почему?

– Да перестаньте, Нина Николаевна. Потому что так дела не ведутся.

– Дела… – Взяв потухшую сигарету, Боровицкая чиркнула зажигалкой. Затянувшись, посмотрела на него. – Павел Александрович, извините – какие могут быть дела? Нет никаких дел. Я потеряла все, поймите это. И… – Затянулась. – Даже если вы не найдете убийц, но будете их искать, мне будет легче. Понимаете?

Он понимал это. Хотя и не хотел говорить, что понимает.

– Главное, чтобы вы их искали. Если вы начнете их искать, я буду знать… Я хоть буду знать, что есть один человек на свете, который этим занимается. Это будет надежда. Не отбирайте у меня надежду, пожалуйста.

– Хорошо, Нина Николаевна. Я берусь за это дело. Но мы должны с вами кое-что обговорить – здесь, пока вы не ушли.

Усмехнулась:

– Пока я не ушла… Боитесь, что меня тоже задушат? Как Юлечку?

– Нина Николаевна…

Он испугался, что у нее снова начнется истерика, – ее губы мелко дрожали.

– Боитесь, боитесь, вижу. Дорогой Павел Александрович, меня не задушат. А если задушат, я буду даже рада.

– Перестаньте.