И воткнула кончик под тонкую ключицу. На пол-суна левее – и попала бы в нервный узел. От такой боли и Симпэй бы вскрикнул. Но, опять-таки слава Будде, местных душегубцев анатомии не обучают. Ката-тян поморщилась, но не издала ни звука, лишь зашевелила губами.
Правильно, девочка. Разговаривай с болью, разговаривай.
Нож медленно двинулся вниз, в сторону, опять вниз, прочертив по коже багровый, сразу засочившийся зигзаг.
Губы шевелились, но ни одного стона не раздалось.
– Упрямишься? – Кицунэ улыбнулась. – Это хорошо, это я люблю. Поиграемся. Сейчас я тебе шкурку от шеи до паха взрежу и стану кожу на стороны сымать. Как кожуру со свеклы. Тихонечко, без спеха.
Она подняла руку, приставила острие к горлу, повела вниз. Нож прокровянил короткую линию, перерезал нитку, на которой висел Будда.
Орех упал на траву, и тут Ката-тян вскрикнула. Не от боли, отметил Симпэй. От тревоги за реликвию. Это допускается. Но кричать все же не следовало. Хитрая Кицунэ сразу что-то почуяла.
Подняла орех, рассмотрела.
– Не тронь! – забилась в разбойничьих руках девочка. Опять – зря.
– Дай-ка твой кистень, Феденька, – сказала Пава, улыбаясь. – Не знаю, что за драгоценность этот кругляш, но сейчас парень у меня без ножа запоет.
Положила Будду на камень, занесла палицу.
– Не хочешь, чтоб я расколотила твой оберег или что это – говори всю правду. Что вы за люди, кем посланы, что вам велено.
– Дедушка! – в страхе завопила ученица. – Что делать?
Симпэй даже засмеялся от удовольствия. Прямая и несомненная угроза для святыни – это и есть исключение из «Канона». Хранителю разрешается и даже предписывается в этом случае использовать силу – конечно, не нарушая «Канона о неубиении живых существ».
В полном своем праве Симпэй прыгнул вперед и ударил злую женщину сдвоенными руками в висок. Она упала ничком.
Следующим движением, мысленно прося прощения за такую бесцеремонность, монах подобрал Будду и надежно спрятал в кулак.
Атаман заревел, выхватил из ножен короткую широкую саблю. Мощный удар снес бы Симпэю голову с плеч – конечно, если бы тот остался на месте. Но он присел, дождался, пока силач от своего могучего замаха развернется вокруг собственной оси, и тогда стукнул по бычьему загривку в точку на шейных позвонках, где тело повинуется духу. Дух Федьки на время погрузился в пустоту, а тело повалилось наземь. Им было полезно отдохнуть друг от друга.
На двух остальных разбойников, только и успевших, что разинуть рты, ушло еще три или четыре мгновения. Симпэй подскочил, одновременно нанес удары обеими ногами в головы: Косоглазу послабее, кряжистому Мохначу посильнее. Мягко приземлился еще прежде, чем оба упали.
Ката-тян хлопала глазами. Всё произошло слишком быстро – не досчитать и до пяти.
– Ааа, – неуверенно протянула она. И громче: – Аааа!
Потом совсем громко:
– Дедушка! Ты их всех положил! Ух ты! Вот это да!
От радости и облегчения она прыгала, махала руками. Симпэй же был хмур. Его терзали сомнения.
Что ударил Кицунэ – это ладно, с этим всё законно. Но имел ли он право бить остальных? Ведь прямой и несомненной опасности для Будды от них не было?
Вопрос был трудный.
Ответил Симпэй на него так: Курумибуцу находился у меня в руке, то есть по сути дела я стал его оболочкой, а коли так – угрожавший мне угрожал и Будде.
Конечно, тут не без казуистики, но есть и чем оправдаться.
С другой стороны, если быть с собой честным…
Девочка сбила с неприятной мысли – вгрызлась зубами в веревку на его запястьях.
– А чего ты их раньше не раскидал, коли такой ловкий? – спросила она, сняв путы.
Симпэй объяснил ей про исключение и прибавил:
– Прежде чем ты станешь Хранительницей, ты тоже научишься защищать Будду, когда это дозволяется. Но это будет лишь в третьем Жилье, когда твой дух совсем окрепнет. Сила тела не должна быть больше силы духа, иначе это очень опасно и для путника, и для встречных.
– Я научусь всему! – горячо сказала Ката. – Я хочу стать такою же, как ты!
– Если хочешь – станешь. Лучше, чем я. Потому что ты от природы храбра и великодушна. Я же стал таким, каков я есть, не по своей природе, а по долгой привычке, основанной на соблюдении твердых правил. Подростком я был труслив и малодушен.
Она рассмеялась:
– Так я тебе и поверила.
– Когда-нибудь я расскажу тебе о своем Учителе, который помог мне стать мною. Но сейчас хочу спросить тебя о другом. Я видел, как ты разговаривала с болью. Получилось?
– Неа, – вздохнула девочка. – Просто от страха я вся будто заледенела. Вот сейчас начинает здорово саднить.