— Мы тогда находились на левом фланге, почти на самом берегу Равенского моря, — сказал Холл. — Бой шел с рассвета, и мы уже понесли тяжелые потери, но все же пытались, используя лучников и пехоту, пробить брешь в войсках малакасийцев, прорваться с фланга и открыть нашим проход к морю и по берегу — в город.
— А что бы вы сделали, попав в город? — прервал его Марк. — Напали с тыла?
— Нет, это было бы бессмысленно. Этих серонов в бегство обратить невозможно. Их можно только уничтожить — всех до единого. Если бы нам удалось добраться до города, мы сразу же постарались бы скрыться, перегруппироваться, а потом подготовить серию налетов на малакасийские патрули и склады.
— Но вам это так и не удалось. — Стивен как бы перешел сразу к следующей главе повествования.
— Нет, не удалось. Хотя пробивались мы упорно, все свои силы сосредоточив на одной медленно расширявшейся бреши в их рядах. И тут кто-то стал трясти меня, толкать, дергать за руки, звать по имени... — Холл взял протянутый ему Тиммоном бурдюк с вином и отпил добрый глоток. — Странно, но когда ты сосредоточен на одной-единственной цели, что больше ничего вокруг и не замечаешь... В общем, я даже ничего не слышал! Хотя вокруг жутко кричали — раненые, умирающие звали на помощь, просили воды, выкрикивали имена родных и близких. Что-то горело, люди куда-то бежали, а я ничего этого не замечал и не слышал...
Гита с пониманием и сочувствием посмотрела на него. Холл глубоко вздохнул и продолжил:
— И тут вдруг появилось это облако. Оно выглядело довольно безобидным, просто облако, и я ничего даже и не подумал. Там все было охвачено огнем, и я, видимо, решил, что это просто дым. Но это было облако, и оно на нас напало. Оно спустилось откуда-то сверху, и у меня вдруг отчего-то возникло предчувствие, что польется из него не дождь, а жгучая кислота. Сражение почти сразу прекратилось, поскольку все — даже эти твари, сероны, — увидели над собой это облако.
— И что же случилось? — прошептала Бринн, нервно тиская пальцами подол верхней рубахи.
— Я оказался прав. Облако упало с небес, точно раненная в грудь ганзель. И всех накрыло. Мне еще повезло: я оказался довольно далеко от центра сражения и, закрыв глаза, стараясь не дышать, бросился бежать...
Холл умолк.
Все выжидающе смотрели на него, а он покачал головой и прибавил:
— Вот только когда в другой раз оно появилось в темноте, было куда хуже...
Повисло тягостное молчание. Первой его нарушила Гита:
— Теперь вы, я надеюсь, понимаете, что в Ориндейл можно проникнуть только украдкой. Уверяю вас: когда Саллакс увидит, как окружен город, он сразу вернется.
Стивен глянул на Бринн и едва заметно покачал головой, словно говоря: «Еще не пора, не стоит». А потом спросил Гиту:
— А почему ты думаешь, что они непременно там будут?
— Что ты имеешь в виду?
— Почему такое огромное войско непременно будет стоять у внешних пределов столицы? Судя по вашим рассказам, там даже не просто оккупационные войска, а скорее регулярная армия, готовая к атаке некоего внешнего врага и занявшая линию обороны. Какая же сила в таком случае угрожает Ориндейлу? Ты со своими тремя тысячами повстанцев?
Гита взяла Стивена за руку и посмотрела ему в глаза:
— Неужели ты действительно ничего не знаешь?
— Чего я не знаю?
— Через несколько дней после того, как малакасийцы окружили Ориндейл плотным кольцом, выкопали траншеи и укрылись в них, в гавани встал на якорь «Принц Марек»!
Гарек охнул и скривился так, словно его накормили чем-то горьким. Бринн застонала. Но Стивен по-прежнему ничего не понимал.
— Ну и что? И что это такое — «Принц Марек»? Корабль?
— «Принц Марек» — это флагманский корабль принца Малагона. Малагон сейчас в Ориндейле. Моему войску в три тысячи пришлось сражаться с двадцатью тысячами малакасийцев, потому что иного способа отрубить этой змее голову, оставив ее издыхать, у нас не было. Нам пришлось атаковать здесь, потому что бросить малочисленные пока силы повстанцев против Малагона на территории Малакасии, где его охраняют сотни тысяч воинов, было бы самоубийством. И теперь мы вернулись в эту подземную пещеру, чтобы перегруппироваться и выработать план дальнейших действий.
— Но ведь и следующая ваша атака, скорее всего, тоже будет отбита, — тихо сказал Гарек.
— Да, скорее всего. Но раз уж Малагон сейчас здесь, нужно продолжать попытки уничтожить его — и сражаться до последнего.
У Стивена к горлу вдруг подступила тошнота, ноги стали ватными; пришлось даже опереться о посох и прикрыть глаза, пока не миновал этот странный приступ дурноты.
— Ладно. Хорошо, — сказал он. — Итак, Малагон в Ориндейле. Но с какой целью? Такой могущественный правитель, да еще и колдун в придачу, вдруг срывается с места и куда-то едет. Зачем? И кто способен противостоять ему? Для чего он собрал здесь столь многочисленное войско?
Гита широко улыбнулась.
— Ты спрашиваешь, дорогой мой, кто способен ему противостоять? Ну конечно, Гилмор! Вы четверо, Саллакс Фарро и Гилмор Стоу!
Стивену показалось, что ему нанесли сильнейший удар под дых. Он пошатнулся и даже глаза закрыл; по вискам потекли струйки холодного пота; у него кружилась голова, его подташнивало — столь сильным было охватившее его напряжение. Рядом с ним Бринн, тоже до предела взволнованная, упала на колени.
Первым пришел в себя Гарек. Тяжело опершись на свой большой лук, он промолвил негромко:
— Гилмор мертв, Гита.
Он ждал какой-то реакции, но Гита лишь смотрела на него, явно не веря этим словам.
И Гарек, словно желая прервать это невыносимое молчание, прибавил:
— Мы шли через Блэкстоун, когда преследовавший нас убийца все же добрался до него. Это случилось прямо в лагере. Гилмор мертв, Гита. Мы сожгли его тело на погребальном костре, как полагается.
О том, какую роль во всем этом сыграл Саллакс, Гарек рассказывать не стал.
— А что случилось с его убийцей? — с трудом вымолвила Гита.
— К сожалению, ему удалось уйти. — Гарек провел пальцами по гладкому дереву лука. — Кто бы это ни был, он знал о нас достаточно много и сумел перерезать у меня на луке тетиву. Он успел уйти еще до того, как мы поняли, что случилось.
— А ты где был со своей волшебной дубинкой? — холодно спросила Гита у Стивена.
— Я был ранен и лежал без сознания. — Лучшего ответа он пока что придумать не сумел. И даже поморщился, произнося эти слова: он понимал, что звучат они не слишком убедительно.
Молчание словно восстановило меж ним и Гитой прежнее отчуждение. Ни Тиммон, ни Бранд ничего не предприняли, чтобы как-то утешить Гиту, хотя у нее был такой вид, словно мир ее пошатнулся и стал рушиться. Вскоре, впрочем, она вновь заговорила, словно размышляя вслух и ни к кому конкретно не обращаясь:
— Вся моя жизнь... вся моя жизнь воплотилась в этих мгновениях. Мы решились пойти в атаку. Мы старались выиграть время, чтобы вы успели сюда добраться. Мы послали в Речной дворец гонцов, но Речной дворец пал. Мы рассчитывали, что вы уже в пути, мы все время ожидали вашего появления со стороны перевала, а потом в гавань вдруг вошел «Принц Марек». И мы догадались: раз Малагон не в Речном дворце, он должен быть на этом судне, и мы должны напасть на него, отвлечь на себя охраняющее его войско, чтобы об этом как-то узнал Гилмор. Он всегда все сразу узнавал...
Гита вытерла рукавом глаза, выпрямилась, повернулась лицом к Бранду и Тиммону, и всем сразу стало ясно: она вновь на своем боевом посту и вновь готова командовать своими людьми.
— Подготовьте людей, — сказала она своим помощникам. — Завтра утром мы выходим и направляемся в Ориндейл. Нам нужно спешить.
— Мы идем все вместе? — спросил Бранд. — Или, может быть, стоит рассеяться и проникнуть в город незаметно?
Атака с фронта без сомнения означала бы всеобщую гибель, но Бранд, похоже, готов был принять любой ответ Гиты.