По окончаніи молитвы -- священникъ, Маріанна и Валли сѣли завтракать, но не успѣли проглотить они перваго куска, какъ на дворѣ послышался шумъ и раздались крики:
-- Орелъ! Вонъ -- на крышѣ орелъ! Стрѣляйте! Ружье сюда!
-- Ай! Боже мой! это мой Ганзль! вскрикнула Валли и вскочила, чтобы бѣжать.
-- Стой, стой! Куда? заторопился патеръ.-- Развѣ тебѣ слѣдуетъ показываться? Сама хочешь, что-ли, выдать себя -- такъ, здорово живешь? Вѣдь того и гляди, явятся сюда гонцы твоего отца, чтобы взять тебя!..
-- Нѣтъ, Ганзля я не оставлю и ужъ убить не позволю, а за себя -- не боюсь! воскликнула дѣвушка, прыгнула къ дверямъ и скрылась за ними.
Священникъ, покачивая головой, поплелся за нею.
-- Позвольте, это совсѣмъ ручной орелъ! кричала Валли собравшейся толпѣ.-- Онъ мой собственный! Оставьте, не трогайте его!
Нѣкоторые ворчливо отозвались:
-- Да нешто позволено такого звѣря на свободѣ держать? Пусти его гулять -- какже!...
Дѣвушка раздражительно крикнула:
-- Ну, что-жъ, унесъ онъ у васъ ребенка? Овцу утащилъ -- а?...
-- Нѣтъ... Нѣтъ!
-- Такъ чего-жъ вамъ? Ну, и оставьте его!
Валли приняла такую горделивую осанку, смотрѣла на толпу съ такимъ вызывающимъ видомъ, что всѣ невольно ротъ разинули.
-- Валли, а Валли, прозвучалъ за нею тихій голосъ патера:-- забыла твердую деревяшку?
-- Не забыла, отецъ мой!
И она махнула рукой орлу:
-- Ганзль, сюда!
Ганзль такъ стремительно ринулся съ крыши, что многіе въ испугѣ попятились. Посадивъ "звѣря" на плечо, Валли подошла къ священнику.
-- Ну, отецъ мой, да хранитъ васъ Господь Богъ, сказала она въ полъ-голоса,-- и спасибо вамъ за все!
-- Поѣсть-то тебѣ помѣшали... Зайди, покушай -- а? предложилъ старикъ.
-- Нѣтъ, ужъ -- не надо... Да и его боюсь одного оставить. Уходить тоже нужно; чего мнѣ тутъ сидѣть?
-- Ну, да будетъ надъ тобою благословенье Божье и всѣхъ святыхъ! проговорилъ священникъ печальнымъ голосомъ.
А старая Маріанна въ это время засовывала въ карманъ широкой юбки Валли какую-то снѣдь -- пригодится, молъ, на дорожку.
Дѣвушка еще съ минуту постояла у дверей домика, какъ-бы не рѣшаясь идти,-- домика, который сталъ уже дорогимъ для нея,-- и пошла медленнымъ шагомъ мимо толпы, удивленно глазѣвшей на нее.
-- Кто такая? кто? услышала она за собою шопотъ.
-- Да надо быть -- вѣдьма!..
-- Это -- прохожій человѣкъ, замѣтилъ священникъ,-- дѣвушка эта была у меня на исповѣди.
VIII.
Клёцы изъ Рофена.
День за днемъ проходилъ, а Валли бродила по окрестнымъ мѣстечкамъ, ища мѣста, нанимаясь въ работницы; но никто не принималъ ее съ орломъ, а она никакъ не хотѣла разстаться съ своимъ Ганзлемъ, Если-бы Валли рѣшилась даже покинуть его -- онъ навѣрно прилетѣлъ-бы къ ней опять; ну, а убить такого вѣрнаго друга -- невозможно!.. Да она и помыслить не могла объ этомъ. Будь что будетъ! рѣшила Валли и, въ самомъ дѣлѣ, стала съ этой минуты Орелъ-Дѣвкой; судьба ея была неразрывно связана съ судьбою Ганзля, который былъ для нея почти человѣкомъ, спутникомъ въ жизни.
Старуха Аннемидель, сестра Люккардъ, даже рада была-бы зажить съ Валли (Валли и къ ней какъ-то завернула), но мѣстечко Винтершталь ужъ больно близко къ Солнечной Площадкѣ, а это значило для бѣглянки совершенно отдаться отцу, снова быть въ его власти... Нѣтъ, пока еще ноги крѣпки -- слѣдуетъ ей уходить подальше, подальше...
А погода становилась все хуже, суровѣе; по временамъ уже снѣжинки кружились въ воздухѣ; по ночамъ было особенно холодно, и, не смотря на это, дѣвушкѣ приходилось ночевать гдѣ нибудь въ полѣ или на сѣновалѣ. То, что надѣто было на Валли -- порядкомъ таки поистрепалось, загрязнилось; она стала походить на какую-то нищую, бродягу... Когда она, со своимъ Ганзлемъ на плечѣ, стучалась въ дверь избы -- ей уже стали отказывать къ пріемѣ, грубѣе, сердитѣе... Самыя добрыя, гостепріимныя бабы не рѣшались впускать ее въ домъ, не соглашались дать ей даже двухчасовой работы, чтобы потомъ покормить -- такъ ужъ она казалась имъ подозрительной! Пріотворивъ дверь, Валли просто совали кусокъ хлѣба "Христа-ради" -- и вотъ, гордая Вальбурга Штроммингеръ, помѣстившись на крылечкѣ, питалась подаяніемъ!.. Да, ей не хотѣлось еще умирать... Правда, горька жизнь терзаемой, гонимой, нищей, полунагой -- но эта жизнь все-таки еще хороша покуда, потому-что Валли не теряла надежды, что настанетъ-же время, когда Іосифъ полюбить ее. Да, ради этого она готова все претерпѣть -- и голодъ, и холодъ, и всяческія униженія!.. Однако томящія заботы о хлѣбѣ, напряженное состояніе, постоянная тревога повліяли на дѣвушку, еще недавно такую крѣпкую тѣломъ... Валли стала изнемогать, въ глазахъ у нея темнѣло, ноги подкашивались; стоило ей прилечь гдѣ нибудь -- въ мысляхъ начиналась какая-то путаница, и она въ лихорадочной дремотѣ проводила длинныя ночи... Вдругъ ей стало невыразимо страшно при мысли: а ну какъ она заболѣетъ и, совсѣмъ обезсилѣвъ, свалится гдѣ нибудь въ сараѣ?.. Вотъ и возьмутъ ее, свезутъ къ отцу -- она опять въ рукахъ у него!...